ТЕМА: "Пришло время дождей"
ТЕКСТЫ:
Фотографирую жизнь
Уже несколько дней подряд моросит, не переставая, дождь, на улицах люди ходят с хмурыми невзрачными лицами, которые еще совсем недавно светились в лучах солнца. И на этих заполненных лужами улицах вдруг появился человек, в отличие от всех он был жизнерадостным и цветущим. В лужах расплескивались круги, в этих кругах он видел множество улыбок и улыбался в ответ, делая комплименты в пользу погоды: «наконец природа заплакала, заплакала слезами радости, как же мне нравится ее черный юмор, ха-ха». Логично предположить под палящими солнечными лучами смеялись и веселились люди, пришло время природы, взглянув на сгущающие темные тучи, иначе как черным ее юмор не назовешь.
Человек был одет в серое пальто как камуфляж этого осеннего города, но, тем не менее, не оставался незамеченным, постоянно ловил гневные взгляды и нервные возгласы прохожих: «вы посмотрите, он же не нормальный, смеется, смотрит на всех как маньяк, где же ваше приличие?». Его подобные замечания приводили только в больший восторг, он смеялся над этими людьми как плача, смеялась погода. Ему шли на встречу молодая пара, парень хотел было бросится к нему, мол, чего смотрит на его даму, но поскользнулся о скользкий тротуар, упав лицом в лужу, из которой потекли багровые ручейки, незнакомец продекларировал: «не правда ли хороший юмор у госпожи природы?». Помахал кому-то в окно многоэтажки, после чего тот выбросился из окна, пробормотал: «какие же люди странные существа, всего-то пошел дождь и все сразу вспомнили о проблемах»
А вот он постучался и ко мне в дверь, я неспешно открыл и впустил его к себе, приветствуя:
- Ну что ж, здравствуй осенняя депрессия...
-!Т-
Дождей было слишком много. Они начались еще в октябре. Когда его сменил ноябрь, положение дел только ухудшилось. Проклятая сырость вдохнула жизнь в мои болезни и болячки. Всё будет по-другому, когда кончится дождь. Я убеждал себя в этом каждый день, слушая стук капель по крыше. Главное верить и не отчаиваться. Это всё чертова погода. Это пройдёт.
Время перестало быть временем. Оно намокло и превратилось в одно бесконечное ожидание. Значение имел теперь только один день. Раз в неделю он наступал, но ничего не приносил мне. Но я продолжал верить. Когда пройдут дожди, всё изменится. Городок лежал как невыжатая тряпка. Десять лет он был погружен в спячку, и время для него будто остановилось. Время сожрало свой собственный хвост, замкнулось в кольцо. Когда ты есть само ожидание, тебе другого и не надо. Тебе ничего уже не надо. Лишь бы дожить до того дня (того дня, который имеет значение), и дождаться. Письмо должно прийти. Просто должно. Я верил в это. Я это знал. Самое страшное в ожидании – не выдержать. Сорваться. Сдаться. Уступить. Время может пересилить тебя, оно давит на тебя, оно давит на окружающих тебя людей, оно отнимает всё, что сможет отнять. Но в этом поединке, нужно стоять до конца. Так я считал. Сомнения часто нападали на меня, заставали врасплох, ударяли со спины. Но всё же я продолжал ждать. Каждый раз я оттягивал момент своей капитуляции. Кто ждет долго, может подождать еще немного. Пролился ноябрь, пришёл декабрь. Дожди высохли, а вместе с ними утихли и мои болезни. Я ждал пятнадцать лет. Пятнадцать сезонов дождей, пятнадцать схваток с собой, со временем, с нищетой и голодом. Пятнадцатый декабрь принёс облегчение в пятнадцатый раз. Я делал то, что считал должным и ждал.
Пришло письмо.
more_words
Вчера вечером я видел, как солнце медленно упало в пропасть. Я не смог его удержать. Просто стоял и смотрел, стоял и слушал. Потом ноги куда-то унесли, мысли куда-то увели, и я совсем потерялся. Нашёлся благодаря будильнику. Новый день пришёл с восходом нового солнца. Новое солнце ожило, когда умерло старое.
С утра из окна хорошо видна осень. Просто осень. Без прилагательных, без описаний дождя, сырости, холода, опавшей листвы и упавшего настроения. Просто осень. Без горячего чая, запотевших стёкол и отпотевших сердец. Осень без эмоций, осень как должное. И не более. Осень как год назад, как два, как пять. Всё повторяется, - вертелось в голове, на языке и ещё где-то. Всё повторяется, - хотелось крикнуть, хотелось внушить кому-то или даже чему-то. Поэтому я ушёл из дома, чтобы вечером вернуться в него же.
Улица сменила улыбку на её отсутствие. Кстати, я заметил, что в детстве чаще бывало иначе, бывало наоборот. Наверное, это противоположная сторона круга. Если детство зелёное, то юность непременно будет красной. Если же оно жёлтое, фиолетовый цвет ей обеспечен. Но никаких чёрно-белых цветов. Оставим их для собак. Впрочем, я ничего против последних не имею. Отношусь к ним с уважением и завистью. Особенно к бездомным. Они хоть и голодные, но знают, что такое свобода. У нас же чаще бывает наоборот. Или вообще не бывает. Возвращаясь к двум противоположностям, понимаешь, что они никогда не простят друг другу существование друг друга. Никогда не свыкнутся с мыслью, что одно породило другое, а другое убило первое. Будь одно из них светом, теплом или осенью. Но мне всё равно. Круг никогда не закончится. Движение по нему и есть бесконечность.
Я иду домой и мне хорошо. Пусть ветер пытается растрепать мои коротко стриженые волосы, пусть дождь попадает за воротник, возвращая меня к реальности, пусть машины сигналят, а водители матерятся, когда я, задумавшись и забывшись, перехожу дорогу на красный свет. Пусть прохожие, которым я машинально уступаю дорогу, проходят мимо, не обернувшись, а те, которых я случайно задеваю плечом, бросают в спину гневные взгляды. Пусть планета крутится, да хоть вертится - я тоже умею. Пожалуйста, делайте что хотите, только тише - я хочу слышать, как умирает солнце.
ТТЛСД
Пришло время дождей, и капли холодной воды застучали по крышам, по шляпам, по пузу асфальта, сливаясь в огромные лужи. Мальчик в шерстяных носках наклонился к ушку кота и зашептал. Кот загнул ухо, прижался пушистой головой к теплой щеке хозяина и продолжил смотреть в окно, за которым непогода гнала прочь людей под черными зонтами.
Сладкий запах мокрой полыни, как плохая анестезия, с перебоями помогает выдерживать натиск осенней печали. Потом, когда запах угаснет, и висеть над пропастью комы закончатся силы, лишь февральская оттепель сможет поднять нас из глубины сна.
Сейчас кто-то над белой бумагой навис и, грея руки дыханьем, мысли спасает от беспамятства лени. Пар вскипевшего чайника поднимается к потолку, отгоняя в угол затаившуюся музу. Наливается чай, забываются фразы героев и нити сюжета.
В чьей-то комнате одиноко стоит пианино с упавшими клавишами. Треснул лак на ножке, и ослабли блестящие струны. Жаль, в труху превращается панельная ель без тепла играющих рук.
Рядом, на полу кто-то лежит, протирая линзы фотоаппарата, и горько вздыхает. Капельки дождя не дают, увы, разглядеть в объективе прекрасную Шамбалу. Только тени прекрасного нынче стеклянному глазу видны.
Между туч не появляются больше солнце и звезды. Смог над городом куполом мертвым словно навеки навис. Ветер восточный срывает еще не промокшие комья пыли с ладоней крыш и пускает их в танец кружиться под светом ночных городских огней.
Когда одна из пылинок, опустившись на землю, подхваченная бурным потоком, исчезает меж ржавых и грязных решеток канализационного стока, вряд ли кто из прохожих заметит глухой затихающий стон.
Связанный толстым шнуром из нейлона DuPont, мужчина в лохмотьях лежит на мокром полу коллектора, его тело терзается небольшой дрожью. Затем дрожь переходит в предсмертные спазмы, а зритель, сгорбившись и раскачиваясь, словно больная обезьяна, вышагивает рядом, по колено в текущей воде. Труп замирает, и губы убийцы растягиваются в кривую улыбку. Причинить боль легко, принести смерть просто. Эмоции счастья и горя, это убийцы истерика.
Поднявшись наружу, совершивший месть поднял руки к небу, приветствуя очищающий дождь. Его капли стирают границу между правдой и выдумкой, между кровью и вишневым соком, ведь в конце концов они оба станут лишь слабым оттенком красного в мутной воде.
Черви проникают в труп долго, их путь полон преград, как путь ножа в подгоревшем пироге. Но не будем этого описывать, дабы не слыть ананкастами и не промокнуть под дождем окончательно.
Манипулятор Спазмов
Нью-Йорк каменел в темном холоде. Струи воды лианами обхватили коробки небоскребов, душили
их не уставая. По пустым улицам шагала голова, полная мыслей. Она, будто Моисей, вела их
сквозь водную толщу - и так же неизвестно куда. Просто, все в этом мире запуталось, как бы глупо
не звучала эта банальная истина. Линии важных людей множество раз пересекались благодаря
неевклидовой геометрии жизни, на перекрестках завязывались в узлы, но однажды длины поводка
не хватило и он одернул Макса назад. Настала пора вернуться к началу пути и развязать все
проблемы.
Капли пикировали в глубину тела, точно камикадзе, пытающиеся попасть прямиком в сердце.
Внутри него беседовали двое. Он - околотридцатилетняя неоднозначность - и она - из тех, кого
принято называть дарованием небес. Она, как эти небеса, обрушила на него свои привычки
холодным душем.
- Я люблю риск.
- Я не хочу терять и тебя.
В обратном направлении шагала голова Шредингера - то ли полная мыслей, то ли лишенная
предрассудков. Во всяком случае, от Макса ничего не зависело, и он брел по каменным джунглям,
смиренно полагаясь на судьбу. На остановке Макс заметил ободранную рекламу проститутки.
Слово за словом он узнавал в ней свое настоящее. Из глубины строк на него смотрело пьяное
отчаяние с кругами под глазами, которые предвещали близкую смерть. На лбу тотчас проступил
холодный липкий пот.
- Нельзя бросать все на произвол! - решительно подумал он.
Шаг сменился бегом, а дождь - ливнем. Сверху кто-то бил в гонг, объявляя второй раунд для
капель, готовых бить в сердце. Судьи готовы были объявить победителя. На пороге Макс принялся
стучать и делал он это в ритме сердца, то есть все медленнее и медленнее. Последним усилием он
выбил дверь и оказался внутри. Там как будто никто никогда не жил.
В какой-то параллельной Вселенной кто-то напишет для Макса хэппи-энд, в котором хардкор - это
когда она пьет кофе не на подоконнике. Но правда намного прозаичнее. Проходя мимо витрин
закрытых магазинов, он заметил, что совсем потерял голову. На ее месте под головным убором
от дождя прятались заботы. На стекле друг друга сменяли царапины дождевой воды. Холодный
одинокий город заражал своих жителей. И простуда - это не самое страшное, что можно
подхватить в дождливую погоду.
Шамбала
« С человеком происходит то же, что и с деревом. Чем больше стремится он вверх, к свету, тем глубже уходят корни его в землю, вниз, в мрак и глубину - ко злу»
Ф.Ницше «Так говорил Заратустра»
1.1
Жильцы верхних этажей всегда были особенными. У кого-то крыша течет, у кого-то едет. Пока что я относился к первой категории, но граница со второй была уже почти размыта потоками воды с потолка. В соседней квартире стояла ругань, от которой уши сворачивались в трубочку, будто обои - от влаги. Дождь снова царапал мое окно. И именно под монотонный ритм капель с потолка и резвый аккомпанемент дождя в моей голове зародилась мечта.
1.2
Как только из-под грунта выбился росток, он познал всю прелесть дождей. Чистоту небесной воды и небывалую легкость, которую он обретал после. Он постоянно тянулся вверх, туда, где капли дождя начинают падение. Суждено ли ему добраться туда? Этого не знал никто.
2.1
Вот уже в трубочку сворачиваются не обои, а стодолларовые купюры. И капли с потолка сменились каплями дорогих напитков. Я покинул клоаку, но продолжаю жить на последнем этаже. На последнем этаже элитного небоскреба. Там же находится сейф с моими сбережениями и орудием заработка, поставленным на предохранитель.
2.2
Дожди манили росток к небесам. Он изо всех сил тянулся наверх и не успел оглянуться, как стал огромным раскидистым деревом. Он возвышался над лесом, и было ощущение, что он цепляет ветвями облака. Но ему было мало. Он хотел туда, к началу дождей, к истоку.
3.1
Я выше всех. На колени! Но на колени вставали лишь элитные шлюхи. А мне нужно больше, мне нужна абсолютная власть! Я добился всего благодаря мечтам, теперь я хочу стать мечтой. Для каждого. И стану, чего бы мне это не стоило.
Вдруг раздался шум, и что-то крепко сцепило мои руки за спиной.
Слеза покатилась по щеке.
Капли заполняют жизнь. Приплыли.
3.2
Солнце уже обжигало листву, но желанной цели не было и близко. Бывший росток достиг невероятных высот благодаря дождям, и теперь сам хотел стать дождем. Для каждого там, внизу.
Внезапный порыв ураганного ветра заставил дерево пошатнуться. Еще порыв. И дерево уже с сумасшедшим грохотом падает на землю.
4.∞
Дерево достигло огромных размеров, но не выдержало ветров и вернулось к самым истокам, к мизерной высоте. Все как раньше. Лишь корни засели глубоко под землю. И уже никакие дожди не помогут вырасти вновь.
« С человеком происходит то же, что и с деревом.»
борис Павиан
– Мальчик, постой, ну куда же ты! Вернись! Да куда же ты побежал-то?! – силился догнать его хриплый прокуренный голос, срываясь, спотыкаясь о неровный воздух, захлебываясь и слишком заметно отставая, а он все бежал, бежал по размытой хлюпающей тропе, по противно чавкающим губам, падал, и те облизывали его жирной грязью, он кричал, вскакивал, нелепо поскальзываясь и размахивая тоненькими ручками точно попавший в плевок муравей, снова бухался в густую смоль, и та наваливалась ему на грудь, цеплялась ядовитыми пальцами за петушиную шейку, душила, забиралась в рот осклизлою многоножкой, он ревел, ревел как перепуганный теленок, отбитый безжалостным хищником от стада, ревел, разбрызгивая черные сгустки, судорожно выгибал свое тщедушное тельце и рвался, рвался прочь, сквозь пронзительный звон металлических перепонок, сквозь вонючую копоть горелого мяса, сквозь копошение червивых гвоздей, вколоченных ржавым клубком в его безволосую голову, прочь, хлопая скрюченным ладошками по крошечному, изуродованному личику, он рвался, рвался, бился о каменный ветер… и слезы ринулись из очерченных кровавым мелом глаз, слезы, огромные уродливые комья, сосуды боли, разбитые неловким лавочником, рассекающие пространство лезвия, осколки неразорвавшихся бомб, сорвавшиеся с вековых хребтов валуны, трассирующие ракеты, расчертившие космос эмоций опустошающими чернилами, выжженные нервные пустыни, барханы праха, бездонные полые емкости, неутомимые хорала безмолвия, он падает в последний раз, его искалеченное тело с размаху шлепается в стонущий глиняный саван, конечности дергаются, дергаются и замирают, зачерствевшие в бесконечном ожидании
Господи, прими душу успошего раба твоего, отпусти ему пригрешения вольные и невольные, даруй ему Царство Небесное. Господи, прими душу успошего раба твоего отпусти ему пригрешения вольные и невольные даруй ему Царство Небесное Господи прими душу раба твоего отпусти ему страх отпусти ему слабость отпусти сомнения порочные Господи отпусти Господи отчего небо рыдает черными птицами отчего плоть рассыхается трещинами отчего воды покидаю тело Господи прими душу раба твоего Господи отчего кровь клокочет в оскаленной почве отпусти ему пригрешения вольные и невольные отчего седрца наши пожирает неутолимая жажда даруй ему Господи мальчик мой ну куда же ты Царство Небесное.
Механическое Пианино
С самого рождения меня привлекал глубинный и сокровенный мир внутренних переживаний. В пору расцвеченного веснушками и солнечными улыбками детства я куда более охотно прятался в бревенчатое одеяло своего старого прохладного дома, нежели вместе с шебутными сверстниками штурмовал очередной грозовой перевал щебневой насыпи или ленивую стремнину нашей заболоченной речонки, и там, в пыльном и темном театре собственного воображения, предавался чарующим видениям, открывал неведомые земли, общался с многомудрыми созданиями. Так проходили годы, я вырос в замкнутого застенчивого юношу, уже окончательного окрещенного местными нелюдимым дурачком и жуком-древоточцем.
Однако, при всем этом я никогда не пытался отказаться от окружающей меня действительности, не испытывал к ней неприязни, просто та реальность, которая нисходила в моменты погружения в неспешную гармонию духа, околдовывала и влюбляла в свои загадочные переливы и мелодии.
«Отчего ты не гуляешь с нами?» – вопрошали нежными лепестками молоденькие лилии. «Отчего ты не водишь с нами дружбы?» – негодовали поджарые заносчивые топоры. Суровый лес, окруживший мою домушку солдатским конвоем, негодующе тряс громадною кучерявой головой и тягостно сопел в извечно закрытые ставни. Я же улыбался, не произносил ни слова и вновь утопал в захлестывающих сознание откровениях.
Тянулись месяцы, белое безмолвие сменялось журчащими трелями, переходившими в громогласные увертюры, а за ними следовал сезон дождей. И для меня наступали тяжелые времена, полные страха и тоски. Все начиналось с настойчивого стука капель в покосившуюся дверь. Не получив ответа, дождь усиливался, молотил все яростнее и ожесточеннее, а затем и вовсе вышибал ее громадным водяным кулаком. Я прятался в подвальной комнатке, вжавшись в холодную печку и умоляя о снисхождении благодатного покоя, но влажная ладонь продолжала ощупывать помещение, оставляя мокрые разводы, и грозный небесный глас глаголил: «Жалкий, как смеешь ты прятаться в свою мерзкую нору, отворачиваться от праздника жизни, цветущего вокруг, презирать его? Немедленно появись, и я растерзаю тебя как ничтожную букашку!» И он продолжал сотрясать мою худую хижину, а я все дрожал и молился, тощий скелетик в шкафу мироздания, бастард, оскорбивший родителя, недоразумение, оплевавшее приличествующее человеку существование.
Смок Восточный
Сверкая серебристой кожей, змея медленно ползла куда-то на север. Извиваясь, боясь задеть эти огромные валуны, как будто они могут ей навредить. Смешно... Но пройдет время, и она разверзнет свою пасть и будет жрать, жрать, жрать! Пока её тело не достигнет поистине колоссальных размеров, и она не заполнит собой всю долину. Грядет сезон дождей.
Прошло почти два года, как наша группа поднялась на поверхность. После того как убежище пришло в полную непригодность, мы еще старались вдохнуть в нее жизнь. Последней каплей стало отключение резервных источников питания... когда двоих механиков замуровало в машинной. Через две недели они перестали отвечать. Бедняги. Чарли был последним, кто еще мог реанимировать эту штуку.
От первой встречи с поверхностью земли у меня остался шрам. И в этом месте, где он так живописно вписался в мою голову, черт побери(!), у меня всегда начинает пульсировать, когда я волнуюсь. А я волнуюсь!.. Прошлый сезон пережили не все. Мы просто не были готовы к такому. Нет, зараженная вода, перед которой счетчики трещали как ненормальные, нас не удивила. Устройства, которые мы прихватили из убежища, худо-бедно конденсировали питьевую воду. Но радиоактивный дождь, длинной в 2 200 часов, миллионы галлонов воды, уничтожающей все и так не слишком живое... Нет, к этому мы точно не были готовы.
Первая капля упала мне за шиворот, отчего тело непроизвольно вздрогнуло. Началось. Через липкую одежду я почувствовал, как Животный Страх вскарабкался по моей спине, услужливо похлопывая по плечу – «Приятель, мы уже здесь».
Боже, сколько нам еще осталось?
Flashmob
Говорят, что добро всегда побеждает зло, но глядя на то, как иссиня-черная туча отвоёвывала себе всё больше пространства, а краснеющее, видимо от стыда, солнце пряталось за горизонт, впору было усомниться в этом утверждении. Странно, но об отсутствии людей говорило в первую очередь почти полное отсутствие музыки и уже во вторую одинокий мусор, что поблескивал в лучах заходящего солнца, но и его скоро не будет, так как роботы-уборщики уже готовы выйти на пляж, дабы стереть всё то, что осталось от людей. К. курил сигару (иногда, даже совсем редко, если сконцентрироваться на лингвистике, он придавался этому средневековому наслаждению), в то время как О. нерешительно позванивал льдом в бокале, возможно никак не свыкнувшись с наступившей тишиной.
-Я, конечно, понимаю, что в таких делах поспешных решений быть не может, да и Шекспир утверждал, что сомнения есть предатели, что заставляют нас лишиться многого, но всё же почему ты решил остаться?
-Я хочу увидеть реальность, О.
-Но ведь космолёт не менее реален, чем консервированная еда и 33 года дождей за окном бункера.
-Да, но ведь всё дело в сигаре.
-Я не очень понимаю твою метафору, К.
-Я курю сигару, но можно ли сказать, что я курю её, если я не затягиваюсь? А если из этого вывести, что я не курю, то реальна ли сигара? Вопросы риторические, понимаю. Они здесь для введения. Помнишь, когда человечество сделало первый межгалактический полёт? Помнишь, что было перед этим?
-Конечно, чёрные страницы истории…
-Они конечно чёрные – но я бы, ровно с той же долей правды, назвал их белыми, если тебя не покоробит банальное сравнение движения по кругу истории со сменой времён года?
-Если бы плохое сравнение было единственным – что может встать между людьми, я бы с удовольствием обиделся на тебя…
-Так вот, копнём глубже – до первого полёта в космос, что будет знаменовать первый день лета в нашем сравнении, пускай всё это и происходило весной, после разрушительной войны, которую все мы, взявшие себе имя «человечество» обещали больше никогда не повторять. И вот, весна технического прогресса за невиданно короткий срок приводит нас туда, где до этого только Бог был. Наступает лето.
-Ну а потом пришли дожди?
-Да, - К. улыбнулся, - а потом мы закурили ту самую сигару, - он стряхнул пепел, дабы предать своим словам еще больше убедительности, - и спрятали реальность так, что сами забыли, где она.
P.S. Я прошу не считать символы в П.С: продолжение будет в разделе, после опубликования оценок, я прошу прощения, но я не смог уместить все свои мысли в 2000 символов и так максимально обрезав рассказ, подобно раввину, всем йоу, путин будет свергнут.
Автор
Мне было пятнадцать, когда я лежал в больнице с переломом позвоночника. Никто не мог ответить мне на единственный вопрос: смогу ли я заново родиться. Даже моя мать.
Только начиналось лето. Жизнь покидала комнаты, выходила на улицы, а я испытывал человеческие муки, которые выпали мне на юность. Я о многом передумал в ту пору и скоро понял, что ближайшее время по-настоящему жить я смогу лишь в воображении. Я представлял свой скелет разбитым, как стеклянная ваза. Во снах я бегал, а наяву отдыхал. Где-то на балконе с прошлого лета валялся футбольный мяч, а любая черепаха, улитка или гусеница были быстрее меня, тем более гусеница. По коридору, внутри палаты: ортопедический воротник, нейрохирургия, петля Глиссона – для меня это были не просто новые термины, за которыми не полезешь в словарь, но жизнь. И я не мог даже поднять руки, чтобы закрыть уши.
– Задний тормоз справа, передний слева. И скорости не переключай. – Я летел как стрела, пущенная Одиссеем, а родился левшой.
Мне не было утешения днём, а ночью я был в таких местах, в которых не побывал бы здоровым. С утра – постельный режим, приём с двух до шести, жидкий стул – соседние койки меняли хозяев или рабов, а я лежал и понимал непреложную истину, в которую мне легче было поверить, чем принять иное: жизнь – это болезнь, и рождение – первый симптом.
Спадала жара, вытащили шерстяные колючие одеяла, полнились комнаты, а день сокращался как гандикап уставшего бегуна.
Я проснулся от лёгкой щекотки, кто-то ползал по лицу. Сезонно стучал подоконник. Над соседней койкой горело бра уснувшего. Маленькая стрелка была на двух, большая на пяти. Я хотел почесать бровь, но не мог. Она вспорхнула, обычная шоколадница, и устремилась к свету. Говорят, некоторые бабочки живут не более дня, а умирают, цепенея. Подумалось, какое красивое сравнение для моей жизни. Но эта была особенная. Эта была моя бабочка. Она залетела в раскалённый плафон, ища смерти или рая, стала биться, наматывать круги. Она умирала, но не хотела уходить незаметно, разбудив меня именно ради этой цели. А может, разбудила, чтобы я спас её. Как последний звонок перед прыжком в окно. Прошла минута и ещё, и стихло. Я не мог встать, голос мой стиснула немота, а в голове застучало. Я смотрел в бра, не находя очертаний крыльев. И из треснувшего глаза пролилась слеза. Через минуту кто-то погасил свет, и остался только дождь, падающий из прохудившегося неба.
Анастезия Февральская
Он разбудил меня ночью. Обычно, его приход не открывает глаза: он махровыми шагами проходит мимо. Боясь потревожить своим взглядом, бросает на меня лишь долесекундный, а потом, взволнованно, но мерно дыша на сумрак дома, убаюкивает слух.
Но сегодня он был пьян и мокр. Кричал, долго барабанил в сон. Он чертыхался, и его бранная ругань с глухим металлическим треском отскакивал от подоконника. Глухой кашель и всполох зажигалки, он стоял у окна, мутный живой дым вплетался в откинутый им тюль.
Я ждала его с вечера и, предчувствуя, что он придет не в себе, оставила рядом с кроватью близорукие очки и полипропиленовые беруши . Но сейчас я не могла их найти – его мечущаяся полу – прозрачная тень вихрем разметала всё по моей комнате.
Поднявшись на локтях, я стала смотреть в его еле видные за водой виноватые глаза. Он плакал, как ребёнок, срываясь на звучные всхлипывания, и на лбу его выступили испарины.
Надо подойти.
Пол принял босые ступни на свои холодные ладони. Балконная дверь с мягким щелчком распахнулась.
Масляный свет фонарей стекал по молодой листве и стрелка придорожных часов, вздрогнув, упала на три.
Freddo
- Дождь скользил по его щекам, смешивая сопли со слезами. Был апрель...
- Это низкокалорийная хуйня, Сеня. Такое никто не будет смотреть, а
съёмочная группа в полном составе умрёт от тоски. Нам нужно что-то
дерзкое, как тот сорокасерийный сериал про Моисея.
- Мы можем снять продолжение. Ещё сорок серий. "Моисей. Возвращение".
- Сеня, Моисей в исполнении Фёдора Конюхова был великолепен, но надо
двигаться дальше. Неужели у тебя не осталось каких-нибудь других
сочных околобиблейских персонажей?
- Есть Ной. Джанфранко Огурцов отлично подойдёт на главную роль.
- Огурцов - это большое имя, а у нас маленький бюджет. Мы будем
выглядеть перед ним, как Паспарту со связкой ключей около высокого
писсуара. Тем более он не похож на Ноя. Ной по-другому выглядит.
- А как он выглядит?
- Откуда мне знать? Я его никогда не видел.
- И я не видел. Как мы будем снимать сериал про то, о чём не знаем?
- А как остальные снимают, Сеня, ёп твою мать? Придумай что-нибудь.
- Ну, тогда все носили бороды. Ной должен быть с бородой.
- Это гениально! У меня на руках есть контракт с фирмой, которая
производит пену для бритья. Представь сцену: вокруг бушует стихия,
спецэффекты, шум, а посреди всей этой природной необузданности
корабль, мчащийся в неизвестность, и Ной, сбривающий свою роскошную
кустистую бороду. Как тебе?
- Это будет прорыв в области сериалостроения.
***
- Мы не можем сейчас снимать сцену потопа.
- Почему?
- Во всём здании отключили воду.
- И что теперь делать?
- У нас есть немного воды в кулере. Я могу лить её на вентилятор,
чтобы брызги летели на окно. Снимем сцену семнадцать, которая в
ковчеге.
- На какое окно?
- Ну, в ковчеге же были окна?
- Какие, к чёрту, окна? На ковчегах нет никаких окон.
- А что там есть?
- Иллюминаторы.
- А чем они от окон отличаются?
- Не задавай глупых вопросов, просто сделай, чтобы был иллюминатор.
- Я и занавески под окна очень хорошие взял в реквизитной. Куда мне
их теперь девать?
- Да, занавески царские... Вот, их оставь.
- А окна?
- А окна замени.
***
- Есть проблема.
- Какая проблема?
- Мы кое-что забыли.
- Что мы забыли, Сеня?
- Ной собрал на ковчеге животных. Очень много животных.
- Зачем он это сделал?
- Ему сказал об этом Господь.
- А почему у нас нет животных, Сеня?
- Мне Господь об этом не сказал.
- И что ты предлагаешь?
- Снимать как есть.
- А животные?
- Их не будет.
- Ковчег без животных?
- Да. Это будет прорыв в области сериалостроения.
Битлджус
- Как сделать так, чтобы не видеть то, чего видеть не хочется? Не нравится – раз! И нет. Не существует, исчезло, стерлось из памяти. Зачем мне видеть этот дом, к примеру? Нет в нем ничего. И никого, похоже. Что за жизнь?! - скривив гримасу, Ленка посмотрела на каблук, вымазанный собачьим дерьмом, - вот что за жизнь, – тут же последовал краткий ответ.
Сдвинув брови, она покосилась в сторону уже начавшего ветшать одноэтажного дома. Видимо, когда-то он был вполне ничего. Высокие стены держали на себе железную крышу. Наверное, в солнечные дни она сверкала, посылая солнечных зайцев раздражать и без того расшатанную нервную систему милых соседей, а в пасмурную погоду передразнивала серые облака. Массивная дверь и сейчас вызывала уважение к бывшим владельцам.
- Почему, собственно, бывшим? – Ленка пристальнее вгляделась в окна, ощупала взглядом кирпичи. Все цело. Даже трава скошена.
- Почему бывшим? - для чего-то вслух спросила она и вздрогнула от звука собственного голоса.
- И еще, было бы здорово, не слышать, что не надо слышать,- она продолжила прерванную тему. Вздыхая, девушка достала из сумки платок и нагнулась к пострадавшему каблуку. - Тогда никто бы не пугался никогда и…Нет, не видела! – неожиданно для себя выпалила Лена.
Округлив глаза, она резко распрямилась и обернулась. Рядом стояла невысокая девочка, несколько секунд назад посмевшая бесцеремонно обратиться к ленкиному заду и заодно прервать ленкины же рассуждения.
- Какая, ты говоришь? Рыженькая? Вооон туда побежала. Ага. Не стоит, - Ленка еще некоторое время мстительно глядела вслед убегающей юной любительнице собачек.
Невероятная тяжесть вдруг свалилась на неё. Она ощущала, как ноги буквально врастают в землю, как покрывается испариной лоб, как пульс разрывает кожу на висках.
– Зачем я ее туда отправила? Я же не видела никаких собак! Никого не видела… Её там нет! Эй, ты слышишь? - но девочка уже исчезла за углом дома.
Ленка почувствовала, что по ее лицу струями течет вода. Она хотела вспомнить, сколько времени провела здесь. Хотела понять, почему так незаметно для нее начался дождь. Пыталась разглядеть силуэт девчонки во дворе злосчастного дома. Безрезультатно вглядываясь в непроницаемую стену дождя, она ничего не могла увидеть, кроме бесконечных капель воды, заглушающих любые звуки, даже ее собственные мысли.
- Да не важно.
![Аватар для Мел [Плоть и Кровь]](/forumavatars/avatar107274_1.gif){kind=avatar}
Похожие темы на: 4-й Баттл Прозы. Третий раунд. Тексты