Андрей Трабл:
Мы красиво все прожили в тропах -
артерии города тоже в тромбах:
сегодня, вчера или завтра - не важно,
эдем этой планеты останется на бумажках,
и только.

Все это копии лакшери всуе.
Те, кто пытались срисовать, так ужасно рисуют.
Но как-то шар жил, отраженный на этом шарже,
и там даже не стали глуше или старше.

Я выбираюсь от побед на свет
после изъянов, что влекли за собой педсовет.
Мы, словно школьники, ждем перемены времени,
но в суете недели забыли, что детству места нет.

И нахуй сердце мне? Где мой стилет?
Где мотив, что когда-то так дернул скелет?
Кто потом вам расскажет о гордости лет,
если вы меня прибили сквозь аккорды к стене?

Ты это брось, организм,
твой каждый новый святой пост – модернизм.
Ты поймешь, когда выдаст невроз солипсизм,
услышав сквозь звон, как кто-то бросил: «Вернись!»

Но ты уже летишь между высоток тщетно вниз,
запомнив, что мог бы помочь хоть чем-то СНИЛС.
Но эта хтоника не спасет ни на толику.
Я вижу, как под куполом сдох очередной Честерс Миллз.

Я вижу, сколько дам тут юлят за Chanel.
Я вижу воронье, что легло в футляр за шинель.
И оба снова лезут в пасть лангольера,
в надежде, что упасть не удастся с карьера.

Я в поисках спасения видел: госпиталь мир ест;
поставив на себе, как госпитальер, крест.
Мне палаты судьба подсунула падко,
и я уже без сил, но ползу на лопатках
обратно.

Да, мы не стали старше или глуше. Или
этот мир на самом деле чего-то заслуживал?
Вчера, сегодня или завтра – не важно:
эдем этой планеты останется на бумажках.

Но мы изящно прожили в тропах и оборотах,
несмотря на то, что город заносит на поворотах.
Это копии прелестей, от которых так тошно,
ведь каждый, кто рисовал – ужасный художник.

Саша FRG:
И город наш сходит с ума,
мы молча смотрим на то, как он стонет.
В ответ ему теперь тишина –
я зашил себе рот под сингл от Moby.