Рецензия на новый альбом Эхопрокуренныхподъездов
Мой сосед из семнадцатой квартиры – Николай Евгеньевич – больше всего в жизни ненавидит, когда ему указывают на его собственные недостатки. Он спокойно терпит мизерное жалование, вечно ноющего избалованного сыночка, передачу «Пусть говорят» и еще сотни вещей, способных вывести любого человека из равновесия. Но стоит только благоверной – Алевтине Ивановне – указать на какой-нибудь его недостаток – тут уж держись. И когда голоса Cartoon Head и 'Psycho' Paul из отличного сериала IDEAL (который я смотрю) становятся не слышны, из-за громогласного крика за стеной, я понимаю что случилось. Понимаю, что Алевтина Ивановна снова сказала супругу что-то вроде «Коля, мне кажется, ты недостаточно целеустремлен. Когда люди хотят чего-то добиться, они себя так не ведут. Вот сегодня у тебя был весь день свободен, а ты…» Конечно, где-то в глубине своей нецелеустремленной души Николай Евгеньевич понимает, что его супруга права. Но признать это он не может.
Лирический герой песен исполнителя Эхопрокуренныхподъездов - не такой*. Он (герой) совершенно открыто признается в своих недостатках и пороках. Он раздевает свою душу. Стягивает с неё DropDeadи Vans. А потом, этой голенькой душой, крутит и вертит перед слушателем. Все внутренние переживания вываливаются из неё, словно кишки из вспоротого брюха: напористо, беспардонно, вперемешку.
Но даже такое искреннее послание теряется в мире людей, рождающихся, потому что так принято, живущих, потому что так принято, и умирающих по той же, единственной существенной, причине. А человек, кричащий в толпе радостно признается сумасшедшим и удаляется шестеренками механизма, как инородное тело опытным хирургом. Как известно, даже самые крутые волны, рано или поздно, растворяются в огромном море. Потому что так принято.
А мы могли б служить в разведке и играть в кино,
Но мы ничтожество и пялимся в экран в говно.
Да мы говно, едим говно и рожаем говно.
Биомусор выползет, и цикл повторится вновь.
И он не старается исправить мир и давно понял утопичность этого желания. Он стал частью этого, опостылевшего, оскотиневшего и обрюзгшего, мира. Но быть частью мира – не значит принимать его. Отсюда – горькая усмешка и суицидальный сарказм каждого трека.
Никогда не чокайся выпивая,
Словно наша молодость умирает.
И ты можешь отпустить её в свободное падение,
Ведь она была мерзкая как PussyRiot.
На орехи тут достается всем без разбора: себе, безграмотным малолеткам, взрослым дядям и тётям, политикам, обывателям, гопникам. «Ты кичишься чистой кровью славянина, ведь не видел как твою мамашу азеры ебали в сауне»; «ты рожден не потому что до хуя тут нужен, а чтоб мамаше и папаше не молчать за ужином»; «девочка сделала петлю под LebanonHanover, но под Высоцкого в ней вздернулся отец»
Гопникам же посвящен целый трек. Жизнь представителей районной фауны освещена с присущей всему творчеству исполнителя злой иронией. Наша старая знакомая Рина Своя не стала комментировать трек с текстом «ссаные доходяги, вы сейчас умоетесь кровью, но главное, чтобы родители были здоровы», и ограничилась короткой фразой «Я бы не слушала. Сведение – ужас!».
Да и многие бы, наверное, не слушали, если бы в этой Lo-Fiэстетике и читке с надрывом не было чокнутого в своей нормальности окружающего нас мира. Мира в котором остается только идти непонятно куда и непонятно зачем, ехидно насмехаясь и бухая, "как Чарли Буковски". А стоическое воннегутовское выражение «такие дела» здесь имеет обреченный оттенок.
Как же этот мир опротивел
Здесь нужны не архитекторы квартир, а архитекторы плотин
Говна наворотил – плати
А милосердие плюхнулось эмбрионом в сортире
Ни друзья, ни родители, ни шкуры
Не спасут, если ты кинул свое сердце на прилавок
Только ты и воли твоей бензопила
Только ты скорби твоей архипелаг
Такие дела.
* Ни одно слово художественного текста не следует соотносить непосредственно с личностью писателя. В литературных произведениях высказываются либо альтернативные автору фигуры (персонажи), либо его заместители — знаки авторского присутствия в тексте (повествователи, рассказчики, хроникеры, лирические субъекты). И те и другие в конечном счете обладают статусом литературных героев. Даже в самой интимной автобиографической лирике автор — не тот, кто говорит, а тот, кто этого говорящего слышит, понимает, оценивает как «другого» (с) Тамарченко Н.Д. Теория литературы.
|
