То,… что надо

Сейчас ночь. Мы любим ночь, с её тишиной. Мы – поколение, проводящее жизнь в поисках славы, в поисках прожекторов из чужого внимания. Мы, блядь, настолько запутались, что ждали не того, чего искали, а находили уже не то, чего ожидали. Таковы мы, заёбанные, а на досках наших лиц, гвоздями, детским почерком взрослых слов, коряво нацарапаны улыбки…
Так вот, мы неосознанно попадали в эти ночи, тихие провинциальные ночи, где находили то, чего не искали, и это было… то, что надо.
Любовь – это когда на душе немного светлее, чем на улице, особенно, если ваша любовь вечерняя… Счастье – это когда на душе всегда утро.
Настя говорила: «Никита, я не могу с тобой общаться. С тобой говорить тупо - ты заумный». Реально, бля, так и сказала.
Юля говорила: «Мне реально насчет всего твое мнение важно. Ты единственный, к чьему мнению я прислушиваюсь».
Ну же, спроси, кого я люблю!
Настю, бля.
Мои руки замерзают, мой телефон замерзает вместе с ними, но всё тем же холодным светом он пронзает холодный воздух, открывая мне путь, приевшийся и знакомый, но сегодня – почти символичный.
Уши, закрытые шапкой, еле улавливают свист ветра, где-то в голове играет Coldplay, идеальная мелодия для этого времени…
Ветер несёт с мусорки целлофановые пакеты, бросает их вверх, потом вниз и выносит на пустырь под барабанную дробь пластмассовых бутылок, он беспощаден, - как сама жизнь, весь этот мусор бесполезен, - как сами люди. Извечная метафора: порождённое против прародителя.
Я глушу Coldplay силой мысли, фокус в том, что силой мысли можно управлять лишь мыслями. И, если твоё счастье не зависит от чего-то внешнего, например, от того, что ответит та тёлка или от того, что ты съел на завтрак, даже, бля, от модели ёбаного телефона. То… Короче, если построить счастье исключительно мысленно, если создать свою философию, исключающую из уравнения счастья все внешние переменные, наступит нирвана, ебучий кайф, как у наркоманов, - кайф отрешения.
Вдалеке, на дороге, светит каждый второй или даже третий фонарь, свет здесь – не главное, наверное, наши тела, инстинкты нуждаются в свете, но наши души требуют темноты, мы хотим быть одни или наедине. Каждый из нас хочет быть не с тем, кто хотел бы быть с нами, мы – мухи и пауки на паутине – архитекторы тюрем и узники, в одном лице. Взаимной любви нет, по-моему, бля, взаимная любовь значит, что кто-то сдался…
Театр мухи и паука.
Я вхожу в здание, нежилое, даже… безжизненное, голые стены вмещают внутри холод, только холод. Поднявшись на второй этаж я выключаю фонарик, для тех кто не понял, я на месте, я подхожу к двери, за ней – она. Я вхожу.
В комнате несколько человек, вокруг печки, как вокруг священного очага. Темно, только одна свеча догорает на стальном уголке, вероятно на нём что-то держалось раньше, теперь на нём наш свет, тусклый, но тёплый и потому родной. Я здороваюсь за руки с друзьями, вообще, я пришёл тогда, когда все уже должны уходить, и это, бля, холодный расчёт, нам с Настей по пути и мы уйдём вместе, физически вместе.
Я слушаю всю болтовню минут пятнадцать, пока вдруг…
- Кто идёт домой, в мою сторону? – спрашивает она.
- Я,… наверное – отвечаю я и тут же осекаюсь, подумав, может, сука, в пизду всё это, нахуй, но потом, поднимаясь с лавки, продолжаю уже не я, то есть не совсем тот я, что был пару секунд назад – Пошли, пошли, бля.
Я иду позади.
Ебическая метель. Теперь мы наравне, мы идём спинами вперёд, прижавшись друг к другу, едва не взявшись за руки, и о нас ударяются армады льдинок, снежинок, гонимые порывами свирепого ветра. Он мешает говорить, а точнее - мешает слышать. Я провожаю её домой, она этого не осознаёт, она молчит. В моей голове страх борется со счастьем, победит, конечно, разум, если меня образумят, обычно, так и бывает. Мы всё ближе и ближе к её дому, всё ближе и ближе к моим словам, всё меньше и меньше она нуждается во мне, в моём тепле, она уходит на дистанцию. Желанное всегда соблюдает дистанцию, получить желанное значит потерять цель, а это, бля, не совсем хорошо.
- Я тебя люблю! - говорю, во весь голос.
- … - говорит
Вообще, можно пытаться угадать, что будет говорить человек, иногда, даже нужно.
Сука, мы можем обдумать, что скажет человек, но мы не может обдумать о чём он промолчит.
Я жду, переворачивая телефон в кармане, нервничаю. Перемен в моём лице нет, точнее, маловероятно, что они отражают моё негодование, а больше отражать им нечего.
Настя достаёт свой сотовый, китайский, сенсоры на морозе не реагируют. Она не смотрит на экран, её взгляд устремлён в никуда, конечно, куда-то он направлен, но видеть она ничего не хочет, так это можно описать. Её дыхание видно ещё пару секунд, потом она опускает руку с телефоном в карман и я способен улавливать только силуэт. Молчанию конец.
- Я тебя – нет. Мне… мне то чё? – серьёзно, так и сказала, бля.
Она не рушит, она созидает разрушения. Конец одному - начало другому.
В словах нет сердца, в звуках нет чувств – холод речей в холодном воздухе вызывает резонанс. Ноги дрожат, пальцы рук затекают, я сжимаю пальцы в кулак, разжимаю, и так всё быстрее и быстрее. Замечаю, что луна хорошо народилась, замечаю, что звёзды ярче, чем обычно. Считается, в такие дни ты обязан быть счастливым. Я считаю, что мне пиздец. Ненадолго.
Разворачиваясь, я вижу как ещё в одном окне гаснет свет – кто-то покидает жизнь. Ненадолго.
Сон – единственный легальный способ отдохнуть от жизни…
Я молчу: «…(Ну и хуй с тобой)», - ступая к своему дому из этой провинциальной ночи, где мы нашли то, чего не искали.
Под небосводом, под звёздами – под вечным, я - переменная в столь же вечном уравнении счастья.
Настя говорит: «Урод».
Юля говорит: «Гений».
Таня говорит: «Друг».
Я говорю: «У нас бы всё равно нихуя не вышло».
Я к тому, что все о своём.
Все – мы – поколение готовых нырнуть в кипящие страсти, если есть шанс вынырнуть с куском чьего-то сердца, поколение, не признающее правила, чтобы создать свой собственный кодекс, поколение судеб-ломаных линий, оставшихся кровью на придорожных столбах, поколение, которое плачет лишь по ушедшим… Ебанутое поколение.
Компромисс, для нас, - повод выдать свои интересы за интересы общие, повод подтасовать факты, переоценить чувства.
Ничего не напоминает?
Это ты, блядь, ты, сука. И не отмазывайся.
Я выдыхаю пар и пытаюсь вдыхать его же, сохраняю тепло. В этом конденсате весь я, старый.
Дом уже рядом.
Открывая подъездную дверь, я разбегаюсь и вскидываю своё тело через две, а то и три ступеньки, хотелось бы так же легко прыгать по жизни, секунд за десять я оказываюсь у своей двери, тихо открываю её и вхожу. Все спят. В тишине я всё отчетливее понимаю, что ничто не важно, и я и ты, и та, в темноте я всё отчётливее понимаю, что не всегда нужно видеть, чтоб чувствовать.
Вопрос не пропадает, если нет ответа, любовь не пропадает, если ответ не устраивает, ты не пропадаешь, если нет любви.
Каждой клеткой я ощущаю тепло у меня на сердце. Вокруг ничего и никого. Всё вокруг поглотил мрак, все вокруг отдыхают от жизни. Они непостоянны – не стоит любить их. Если хочешь любить, влюбись в постоянное, например, в это небо, в яркие звёзды, в луну или солнце, влюбись в росу на полях свежим летним утром, в тёплый дождь, под который мы не раз попадём, в закаты и рассветы, что нас не оставят…
Лишь вечное достойно вечных чувств.
Я ложусь спать, тихо шумит кулер, еле светит синим светодиодом. Я согреваюсь под одеялом, мурашки уходят, дрожь уходит, боль уходит. Не навсегда, ничто не уходит навсегда и это и есть… то, что надо.

кто осилил, тот герой