. . .

За моими холодными, тусклыми окнами прячется город,
Улыбкой оскалив гнилые
и жёлтые зубы своих фонарей,
Но всё крепче сжимая простывшее горло,
Он лает
надорванным скрипом ветвей у меня во дворе.

Он слюнявит дороги – слюна заполняет
Порезы на бледной,
измученной коже – холодном асфальте.
Такими дождливыми, серыми днями
Ворчаньем
машин будет кашлять бетонный астматик.

Надорванным хрипом
он будет усердно царапать рассвет.
Солнце высушит шерсть ему – мокрую и патлатую,
Утренний
ветер ночной туман развеет
И город уснёт, ткнув простуженный нос под лапу.

. . .

Сегодня
рисованный сон разлетелся на сотни осколков.
Сутра из соседней квартиры
повеяло запахом кофе.
А в сонном вагоне метро кто-то скомкал
И выбросил
жалкое тело мужчины в картонный офис.

В желудках хрущёвок ютятся остатки таких же.
Измученный город
затравлен в уютную сеть из ка́белей.
Вечером
в стенах одной из заброшенных хижин
Когда-то охотник на мамонтов, смотрит дискавери.

Мир достижений, возможностей, новых загадок
Доступен лишь тем,
кто растаял в желанной свободе.

Сегодня
уставший, но ласковый город шершавым закатом
Оближет уставшие лица высоток напротив.

Под окнами звонко разбилась бутылка пива.
Вечерний туман
круглым облачком сжался вокруг фонарей.
Это Киев
сегодня усердно копировал
Лондонский тусклый, до боли замызганный трафарет.

.