А что, если съесть панду? Она будет тиха и мила. она будет мокра и гнила. Она будет жевать беззубым ртом и смотреть заплывшими утренним гноем глазами. Панда будет крутиться на месте волчком. И скажет, тихо так, грустным голосом: - В магазине за углом опять нет молока. И я затихну, пораженный чудовищной правдивостью окружающей действительности, в которой звенит одинокая струна печали. И панда встанет со стула, вздохнет, и станет собираться домой. В ванной, подводя карандашом глаз, она будет жаловаться, что сегодня трудный день, а у меня отпуск и я могу весь день ходить по квартире в халате, а ей нужно сдавать квартальную отчетность, а я могу валяться весь день на диване, а у неё начальница - сука, а я могу засыпать и просыпаться под сыпучее урчание телевизора, а у неё последние колготки порвались и она одела чулки, а я буду делать себе бутерброды и запивать их холодным зеленым чаем, а у неё на работе в столовой отравились две сотрудницы, а я могу кувыркаться через голову на ковре, а у неё мама себя плохо чувствует третий день, а я буду смеяться над несмешными новостями, а у неё скоро месячные, а я стану кривиться и уйду на кухню, в раздражении ударив в стену и кулак будет болеть до вечера. А вечером все будет по другому, и панда вернется с работы усталая но ласковая, замученная но веселая, с пылью метрополитена в волосах и зимней грязью на сапожках. А я вздохну устало - у меня же отпуск, ну зачем же вот так? Ну вот не надо, не хочу я. Я, в конце концов, посуду хотел помыть, но не помыл. И белье в стиралку не кинул, потому что мне плевать. И панда с достоинством выйдет из комнаты, но я знаю что она пошла в ванную плакать. Стоять перед зеркалом с текущей по щекам тушью и смотреть на себя, и она ещё вчера была девочка и любила музыку. А сейчас уже работа и ничего совсем не осталось. И я, бестолочь такая, грубый и невнимательный, к тому же, частенько поддающий. Но меня тоже можно понять, а у неё жизнь не сложилась. Она так думает. Я тоже так думаю, я же все понимаю, только виду не подаю. И я бы тоже плакал в ванной, но я разучился, после того случая, когда другу Мишке оторвало пальцы на правой руке, и я прибежал к его маме. А он лежал там, а панда тихо плачет в ванной. Глупая, октрыла кран, что бы я не слышал, а я все слышу. Иду на кухню, в холодильнике пиво. Она выходит, умывшаяся, распаренная после душа, в халатике и с полотенцем на голове, в тапочках мягких таких, лохматых. Садиться возле меня, прижимается, а я пивными губами, дыша перегаром, целую её в лоб, чуть царапая щетиной.