Подслеповато прищурив глаза, Павел всмотрелся в ночной мрак квартиры. Визуально, кажется, всё было как всегда. Но чуткое ухо различило бы непонятные пошёптывания, скрипы, и кажется, даже плач и крики. Сердце Паши бешено заколотилось. Теперь даже напрягать слух не приходилось – по деревянным половицам шагал кто-то невидимый, они под его «ногами» скрипели и пощёлкивали. Барабанная дробь сердца, скрип половиц, пощёлкивание, постанывания – вся эта кажущаяся какофония звуков рождала какой-то свой ритм. И если бы дело происходило в другое время и в другом месте, Павел несомненно изобразил бы парочку незамысловатых па, но сейчас ему не плясать хотелось, а хотя бы вдохнуть. Внезапно он увидал страшного человека-невидимку. От могильного ужаса его сковал паралич, казалось, все конечности отгородились от взбудораженного мозга мощной стеной. Но вот наконец голос преодолел застенок сомкнувшихся челюстей, и сначала Паша замычал, а затем, всё громче и громче застонал, и – заорал во всю глотку!

Задёргав руками возле лица, словно в конвульсиях, Павел отодрал наконец прилипшее одеяло. Почему прилипшее? Шумно переводя дух, он потрогал щёку. От виска до подбородка там было влажно – от пота и потёкших слюней.
Мысли в голове были направлены только в одно русло – в русло воспоминаний. Что же ему приснилось, если отходняк до сих пор не наступил? «Нет, не помню». Лишь обрывки чёрно-белых слайдов полубреда смог Павел выудить из памяти. Какую-то тень, удивительно похожую на него самого, но имеющую несколько очень значительных различий. У него-настоящего был небольшой рост, вечно счастливая улыбка на лице, и зелёные добрые глаза. Монстр же из сна был ещё ниже Павла, сгорбленный под тяжестью ребёнка(?!) в руках, а глаза были наполнены мукой и чернотой, соперничающей с чернотой его же подглазных мешков. Самое что ни на есть чудовище, монстр из кошмаров.
«Вставай, засранец, хватит спать! Подъём. Подъём. Подъём!!!!»

Павел прослушал несколько раз непонятный монолог писклявого голоска, понял, что это будильник, и проснулся вторично, теперь по-настоящему.
Отодрав от ресницы образовавшийся за ночь гной, он приподнялся на локте, и, взглянув вперёд, упал, и опорожнил содержимое своего мочевого пузыря прямо в кровать. От ужаса.
Прямо впереди из колыбели на него плаксивыми глазами смотрел его ребёнок.