эй, читатель, я вчера тебя видел в дверной глазок,
пьяного, ушлого.
ты топтался на лестничной клетке часа два, как назло,
и жадно подслушивал.

***
кривите рожи, гните пальцы причудливо!
я наберу в лёгкие воздуха литра два,
грудь - колесом, рёбра-спицы
и прокричу:
ВАМ СТОИЛО БЫ ИЗВИНИТЬСЯ!

за притоны, из коих вас никак не спровадить,
и извергаемых слов тяжелый свинец.
за то, что, бог упаси, вытворяете в кроватях
с собою наедине.

за мягкие жопы, не отведавшие вкуса хлыста
и лоснящиеся жиром ебальники,
за характер кухонный, буйный,
что смогли легко обуздать,
объевшись казённых пряников.
за нелепость смрадных хрущовок,
неоправданность глупых поступков.
и пунцовость на ваших щёчках -
эффект не стыда,
а простуды.

в оконную раму ломится
света дневного поток,
но душ наших металлоломища
уже не увидит никто.

пиздели мы за революции,
за новые, блядь, пути,
но ни фонарем, ни люстрами
дорогу нам не осветить

погрязло во мраке общество.
где данко, куда он пропал?
теряется в одиночестве
горящего сердца запал.

нам стоило бы извиниться
за то, что вздумали вас поучать
с той материнской заботой,
с коей хомячиха жуёт хомячат.
вам стоило извинить нас -
надрываемся мы слезливо,
потея.
за труд наш бездарный, сизифов
и за языки без костей.

мне стоило бы извиниться
за дела, что плетутся хвостом,
мной оставленные на потом.
за людей в каких больше не верю,
велика ли потеря?
за весь мой бесконечный цинизм.
я на днях свою жизнь оценил,
она, знаешь, бесценна,
то есть продана мной за бесценок,
за квартиру, машину и дом,
ну а разве мечтал я о том?

день мутирует в ночь, растворяются краски,
люд ведет бухгалтерию - считает, засыпая, овечек.
так хотелось оставить сей стих
недосказанным,
ведь иначе будет он бесконечным.