Дерево под окном превратилось в куст.
Орлы - в воробьёв.
У манной каши изменился вдруг вкус
с домашнего на искусственный.
То ли мир уменьшался в объёме,
то ли я повзрослел
и всё понял.

Зачем вы врали?

Табак из разряда "нельзя" перешел в ранг
чего-то приятного.
Любимые питомцы превратились в обычных зверей.
Оказывается, волшебная любовь с первого взгляда
длится лишь ночь, пока кто-то не протрезвеет.
Оказывается, город - лишь скопище мест жительства,
машинки - побочный продукт лени.
И скребущее в окно моё ветреной ночью дерево жилистое-
как ни странно, всего лишь дерево.
Лето-всего лишь явление, а не синоним каникулам.
Помнишь, играя в войнушку,
мы в крапиве таились стайкой птичек?
И палки стреляли.
Люди взрослеют и оружие -
куда полезнее теперь травматическое.
Жизнь бежит по прокуренным кафе придорожным,
на хороший поступок ищу по карманам причины.
Здесь принцессы засыпают не только на горошине,
но и на посторонних мужчинах.
Кадыком я чувствую обман,
на старом детском садике теперь странная вывеска.
И лай соседских собак
Из дружелюбного превратился в надрывистый.

Об этом вы умолчали,
набивая мне рот вареньем.
Я познаю отчаяние.
Я заболел старением.

Выдумкой оказался город изумрудный,
Давно нет Никулина, Моргунова, Вицина,
Новый год стал не ожиданием чуда,
А очередным поводом напиться.
Вовсе не родным бывает родной брат,
Облака – это капли воды, но никак не пони.
Сердце не врет. Но глаза могут врать.
Я все понял.
Теперь я все понял.

Не только от одеяла можно согреться,
А дела отложить не только не завтра.
Чтобы говорить «люблю»
Не обязательно иметь сердце.
Чтобы летать, не обязательно
Быть космонавтом.
Слова поглубже лезвий оставляют раны.
Поймите, мне просто нужно привыкнуть.
Ведь после полуночи не превращаются в тыквы
Крутые тачки ее донжуанов.
Просто снег за окном стал грохочущей бурей,
Чем-то незначащим обернулась разбитая ваза
И убить в переулке могут просто за то, что не куришь.
Вы такого мне не рассказывали.
Друзей, на пальцах, раз, два и обчелся.
И не обязательно любимая та, что тебя утром будит.
Оказывается, есть не только неправильные пчелы,
Но и неправильные люди.

Об этом вы умолчали,
набивая мне рот вареньем.
Я познаю отчаяние.
Я заболел старением.

Обсудить

Смотрю на мир через москитную сетку.
Череп мозги на куски раздробил.
Хожу по ковру,
сверху на кассетную ленту,
Где раньше пела Варум,
Приклеиваю чай и календулу.
Вчера приклеивал цедру, цукаты, лимонную кожуру.
Из ленты надо создать мишуру
И украсить ей завтрашний день,
Чтоб вспомнить вчерашний.
За окном понедельник.
Прошлое смутно, будто кассета группы «мираж»,
На которую я запишу план действий на вторник.

У меня есть старый магнитофон с функцией записи.
Жестким диском стали звуки с кассет.
Встроенная оперативная память
И пожизненная подписка на пару интересных газет.

Неизвестность всегда вызывала панически страх у людей,
Поэтому сложно лететь в темноте и без крыльев,
С заложенным носом, без зрения, оглохшим, потерянным…
Мое каждое утро – это самый захватывающий из триллеров.

А люди ищут себя, едут в Арктику или Тибет
Но забыв куртку - вернуться, конечно.
Надо же одеться теплее,
Но так и потеряются, не найдут себя в делах и одежде.
Их держат в строгом ошейнике пять дней подряд,
А в два оставшихся и в праздники отпускают,
И вот она прямая зависимость от календарных дат-
Когда свободу кидают с мясом, кусками.

Календарь – долговая книга
И ты ему задолжал, ждешь лета, дождя
Я жду осень, когда стаи теплолюбивых птенцов и поэтов
Вылетят из гнезд, героически так. ништяк.

Мой запас дней - это 15 кассет,
То-есть каждые две недели я обновляюсь
Все тем же, видимо, остается доктор, который любит глазеть
На меня через свои окуляры.

Он кстати сегодня пришел и разрешил посмотреть телевизор.
Там был полный пиздец, люди резали друг друга за 300 рублей.
Люди убивали за килограмм риса,
Чумазые дети улыбались и нюхали клей.

Доктор сказал, что прочел и вернул мне кипу бумаг.
Я начинаю сходить с ума. Тихо.
Он говорит:
-ты неплохо писал, лихо.
И символично так сжимает перед лицом кулак.

Это 15ая запись. Год закончен. Завтра начнется новый виток.
Доктор сказал, что я хуевый летчик,
Но при приземлении был мягкий бетон.

Он сказал:
-да вы все пропащие:
актеришки, музыканты, поэты, художники.
Большие любители просчитать
траектории полета своих тел. осенью. в дождик.



Неизвестность всегда вызывала панически страх у людей,
Поэтому сложно лететь в темноте и без крыльев,
С заложенным носом, без зрения, оглохшим, потерянным…
Мое каждое утро – это самый захватывающий из триллеров.

Смотрю на мир сквозь сетку каледаря
Ищу розетку, чтобы включить дэку.
Из нее, почему-то, моим голосом говорят:
- не подходи к окну,
нехуй.

Обсудить

Из окон квартир
Свет телепортировался
В наши сны,
Где никто не знал про однопартийность,
И даже качели не скрипели во дворе.
На районы порезанный город
Был добрей,
Он жил без скабрезных
Объявлений и реклам.
Наркоманов не убивала игла,
Не прикладывался к бутылке сосед,
И не было опасений,
Что у мусорного бака присел
Тот самый герой,
Который по злой иронии
За Родину стоял насмерть,
А она ему пенсию, астму
И эти бутылки,
Мол, за добро наказывают.
Шлюха.

Так вот, не было этого,
Не прятался дым в сигаретах,
Но был вкус у еды в тарелке,
И цвет, превратившийся в редкость,
Кто-то пролил на улице,
Где не осталось лопнувших труб.
В это поверить трудно,
Но тебя не обманул лучший друг.
Город тонул в сугробах больших,
Не боясь реагентов и разбитых машин.
Всё было идеально и без ошибок,

Пока от мерзкого звона не раскололась голова.
Доброе утро, товарищ.
Сегодня какой-то там день недели. Вставай.
***
Сон - прекрасная штука -
он собой на то, что это реальность,
мозгу даёт хоть какой-то, но шанс.

Забытый пультом телевизор видать кислотой обожрался -
в глазах его разноцветные полоски застряли.
Вдобавок он противно пищал.

***
Два пера подушки застряли в волосах.
Последний из могикан.
Меня ждут
унитаз, в который нужно поссать,
сигарета, которую выкурить нужно помедленней,
еда, не находимая
в холодильнике. Среди объедков.

Я заглянул в промежность штор.
Тут пришлось удивиться.
Тот мирок, знавал я который,
размазанный по серым лицам,
дрожащий на столбах
ненужными бумажными клочками,
вдруг заболел молчанием.

В правом углу окна
звездой догорал никем не разбитый фонарь
- как бы удивились волхвы.
Трудяги-прохожие либо отлынивали,
либо поняли, что их работа нахуй никому не нужна.
Улица облысела.
Город был пуст.
Никто никого никуда не провожал.

Грязной извёсткой крошился невкусный снег.
Губы-сугробы лежали
на сером рту магистрали.
Пока не всплыли презервативы, трупы, говно
(спасибо ненаступившей весне).
Дворняги не мелькали обрубками ног,
познавших невнимательность пьяных водил.
Алкаши с третьего этажа перестали плодиться.
И дворники не стучали
по нервам жителей.
Домофоны, как шлюхи, визжали:
"ну хоть что-нибудь нам скажите вы!"

Двери подъездные перестали моргать.
Светофор одинокий озяб.
Такого не пожелаешь не то что врагам -
не пожелаешь даже друзьям.

Я наблевал в цветочный горшок.
Мне стало нехорошо.

Вдруг зазвонил то ли будильник,
То ль телефон, то ль зазвенело в голове.
Реальность завоняла.
Организм моментально попросил никотина.
Хуёво вот так проснуться и понять,
Что ты – тот самый человек,
Что спать лёг пять часов назад.
Заболели глаза.

Будильник видать запутался в числах.
Эх, если б я только знал,
что это сон…
Я бы точно со страха не обмочился.

Обсудить

Холден Колфилд
не знал, где зимуют птицы
когда озеро в парке
покрывается льдом.
им ведь нужен какой-то дом?
Все таксисты считали его дураком,
за эти глупости, над которыми позже
смеялся и весь таксопарк
и друзья друзей.
интересно, узнал ли поздней,
что птицы зимуют в наших сердцах
и просыпаются по весне
вот как сейчас.

Обсудить

короче.
романтика мазахизма - чушь.
то, что я полгода сходил с ума - иллюзия.
иллюзия того, что я ничего не хочу.
мои ПЕРЕЖИВАНИЯ миллионами были заюзаны.
и если выключить свет, мне не страшно.
я смогу смотреть в одну точку.
в диван.
если люди не меняются, и все с ними также,
это провал.
полнейший провал.
осознание, что все в порядке,
мне подарит улыбку, я вроде полон сил.
материальные блага, конечно, порадуют,
но к айфону пятому у Билайна нет симок.
и мы куда-то летим
(или кажется).
мы чего-то хотим
(или блеск от витрин).
люди прячут глаза, если большая разница
между миром снаружи
и миром внутри.

Обсудить

Слепым – снов ярких. Успокоение – страждущим.
Ворду - осторожно впечатанные мысли.
Мне не легче от этих стихов, тебе только кажется,
Я просто никак не могу от них выздороветь.
Будто ты слепой, а тебе шлют открытки поздравительные,
Будто ты без ног, а тебя приглашают на танец,
Ты, видимо, думаешь, это клево?
Подходи, я же стихи выплевываю,
Может и тебе немножко достанется.
Далеко искать не надо, в окно выгляни просто,
Там пали многие под ногами осеннего марша,
Не храню обид и в сердце нет злости,
Но ты лучше не спрашивай,
Просто не спрашивай.
Плохо, это не когда болит,
Плохо, это когда все фиолетово,
Если стихи преступление, то я опасный бандит,
А словами можно стрелять даже без пистолета.
Это сердце уже не требует перемен.
Смысл ведь не замысловат,
Просто беру у бога взаймы слова
Я ему на том свете отдам все непременно.
Я не знаю, кому больнее теперь,
Ты мне руку, а я тебе сердце сжимаю сильно,
Мне нравится, как танцует метель
И как пахнет свежий хлеб в магазине.
Как за окном осины
Тихонько скрипят и плачут
Скрипят и плачут.
Мы встретимся случайно,
У какой-нибудь чайной или на проспекте.
Будет идти дождь
Или ветер дуть в кронах.
В переходе.
На площади.
В парке, возле качелей.
Мы вместе встанем в очередь.
Я, может, буду в теплый шарф закутан
Или есть печенье.
У светофора.
Вечером или утром.
И ты спросишь, «Это ведь ты, Птицами?»
А я отвечу
«Извините. Вы меня с кем-то путаете».

Обсудить

Кольт прслюнявился к виску,
бутылка виски к губам.
- Не жди, стреляй, рискуй -
дело, однохуйственно, труба.

В сердце стальная пластина.
Пастила горчее чили.
Весь такой с галстуком, на стиле.
С галстуком у люстры,
с почином.

Доктор,
зашей мне вены, я ещё хочу.
В них столько кетчупа, прямо ах.
Доктор, давай вдвоем, не очкуй,
а потом в СПА,
точнее спать.

Самое смешное - самоубийство.
Самое страшное - засмеятся.
Актуален ли теперь накаченный бицепс
или
актуальней ширяться?

Подвальная жизнь.
Пост отменили даже в церкви,
если хочешь похудеть - жри,
хоть килограмм, хоть центнер,
но пилюль.
Не хочешь жрать - блюй.

Неудобно спать на потолке,
остальное удобно вдвойне.
Твой ребёнок был зачат неизвестно кем,
или твоего ребёнка уже нет?

Если бы мы были в меловом,
нас бы сожрали разве?
Никогда.
Не зря человек стал королём,
а власть штука заразная.

Если бы на ньютона пизданулась наковальня,
Мы бы сейчас всё равно не ходили по небу.
А я всё ещё жду принца и валяюсь в ванной.
Ньютона же, по ходу, и не было,
потому, что я хожу по воде,
что разлила на пол...
Обсудить

|
|start
|location:

Фонарь горел дрянным окурком.
Звёзды, горохом стуча, разбивались о крыши домов
и романтиков более не гипнотизировали.
Прохожие, сутулясь, несли в карманах курток
счастье, центробанком монетизированное.

|enter

*

Бог пил остывший кофе,
курил в форточку.
И осторожно,
построчно,
впечатывал
программный код.

Бога мучила икота.

*

|unit: Piter
|action: go home
|enter

Петька, от проблем избавившись,
топал домой из бара.

(в такт ударам клавиш)

Пьяненький, храбренький, шмыгнул в
переулка уродливый рот.
Тот оскалился зубов когортой.
Бандитские рожи
перегородили путь шлагбаумом железнодорожным.

Раны ножевые не заштопает портной.
С неба оторвалась и упала его звезда-пуговица.
Завизжала глотками скорых улица.

*

Бог вздохнул.
Прилег и запарил новый фильмец -
"2012"
Смеялся.
Вспомнил Ноя и свои делишки,
читал Ницше
и стихи Артёма Рибэка.
Расчувствовался,
слёзы к горлу подступив, точили кадык.
В него верят - Рибэк, Петькина жена и сынишка.
Пора ошибки шестого дня править.
Петька сегодня - избранник,
сын Божий
или больше.

Снова сел за коды.

|delet
|unit: Piter
|action: go home to subway
|enter

Петька вышел из бара.
К метро направился

Кротом вполз в города недра,
преодолел клацающие пасти турникетов,
языки эскалаторов
и кассирш.
Выбрал в пустом вагоне место
до него миллион раз насиженное.

Змейка поезда по норам ползла.
Те на ветки делили пространство.
На повышенных тонах
колёса вели разговор.
Поезд привёз на конечную станцию
труп, ободранный догола
с черепно-мозговой.

*

Морщины - дело наживное.
И Бог сегодня постарел.
Недоволен.
Новые борозды
взамен убитых нервов
легли на лоб,
на щёки,
спалили множество калорий.
Но он старался.
И по расчёту
сработать все должно на славу

|delet
|unit: Piter
|action: go home to taxi
|enter

Петька вышел из бара.
В голову алкоголь ударил,
или решил он себя побаловать-
поймал такси.
Помогло.
Вот он, милый, обшарпанный,
кряхтящий стариками и стонущий молодоженами,
многоквартирный дом

Через порог.
Там жена, хуйни напоров,
трясёт бигудями и сковородкой.
Эта бабская, сучья порода.
Сын плачет.
Незаметно приходит белая горячка.

Не увидит жена его трезвым-
Петька схватил кухонный нож и суку зарезал.

Сынишка вцепился в руку - тряхнул,
тот - головой о косяк.
Намыленные узлы веревки скользят.
Пригодилась спизженная у соседа лестница
и советская люстра.
Петька повесился.

*

Бог охуел
покурил

И застрелился.

|God is dead
|enter

Обсудить

Новая жизнь зарождается в животе. Животе, в которое влили перед этим пол литра палёного спирта. Будущая мать была привязана к кровати своей легкодоступностью и испорченностью.

А вы помните ту боль, когда вам резали пуповину?
Когда из одного получилось два?
Человек изначально греховен, зачат во грехе и в грехе повинен
Искупить этот грех? Как? Остаётся гадать.

Мир – ужасен. Порядок – хаотичен. Современная идиома.
Наша жизнь спектакль – всё вокруг бутафория.
Смотря вокруг себя мы видим лишь идиотов,
Но, после, сами же их словам вторим.

Постойте!
Нельзя жить так бесполезно.
[?]
Но ведь этот мир на муках построен
[…] Запястья нужны, только чтоб играть с лезвием […]

Отрывок из истории болезни:
Кесарю – кесарево.
Тогда будьте добры, всем людям идиотово.

Вот она, правда жизни, вот она.

Полёт от рождения до смерти не долог.
Мы – причина материнских стонов
Мы - дети водки с колой
И порванного гондона.

Больше всего уродует девушку материнское пузо.
Потом рождается тот, кто станет обузой
И не подъёмным грузом.
А во всём виновата та текилла на тусе.

[ну, и, конечно, дешёвая резина
И ноги раздвинутые]

Жизнь прекрасна – всего лишь самообман,
Но я пытаюсь жить по совести, измениться,
Ведь в мире и так слишком много дерьма,
Слишком много, чтоб дерьмом становиться.

[всё-таки как бы я хотел не родиться]

Человек не достоин жить, априори
Нужно было ещё зародышем сделать удавку из пуповины.
Выкидыш был бы только за радость и никого б не расстроил.
А, родившись, появляется стимул.

Стимул сгинуть […]
[стимул - пытаться не умереть,
Барахтаясь в жизни(?) дерьме(!)]

Жизнь парадоксальна и абсурдна,
Ведь, чтоб стало хорошо, нужно, чтоб кому-то стало плохо.
Быть идиотом, родившись человеком разумным.
Родившись человеком… свиньёй сдохнуть…

Идите вы в душу, не лезьте мне на хуй.
На плаху. На плаху. На плаху.

[Всё равно не будут плакать]

Я рад. Всё кончено.
Я в лету канул.
За аборт благодарю очень.
Спасибо, МАМА.

Пошла по прямой диаграмма
_._._._._._._._._._ ________________

Обсудить

Помнишь,
в детстве мы были богами?
Таились в кустах,
чтобы взрослые не видели чмоканий в щёчку.
Мы спали вальтом,
слегка соприкоснувшись боками.
Мечтали о плаваньи в дальние страны
и о чём-то ещё.
Облака нам казались то маленьким пони,
то жучком с ноготок.
Я в детских ручонках сжимал цветы,
сорванные с клумбы.
Нам домом лучшим был в шалаш сложенный картон.
Дети у нас были твоими же куклами.

Помнишь,
колонны машин с едой врывались в тоннели?
Их штурмовали военные,
наперевес с ружьями.
Мы терялись в людях.
Почти не ели.
Находились,
лишь потому, что были друг другу нужными.

Помнишь, как ты засыпала,
слушая мои разговоры?
Слушая треск паленьев в огне и вой ветра за окном?
Помнишь, играя в карты,
я всегда давал тебе фору?
Ты читала стихи мои аккуратным почерком
вписанные в блокнот.

Что теперь?
В тишине ночи иногда слышется стрекот автоматов,
вой бронетехники,
проходящей через кусты,
где я целовал тебя в щёку.
Иногда слышется,
как командир солдат покрывает матом.
А я в одиночестве у крыльца сижу
укрывшись старым плащом.

Обсудить