Лимонной долькой
провалился
в рюмку
Твоих зениц, подобных бризу океана
За стенкой - ливень
носом хлюпал.
Похмельной головою
утро
нам кивало.
На дно пустых бутылок - барж
Спускались грузом недобитые окурки,
Лицо,
с синюшной веной,
будто шарж, -
угрюмо ёжилось в объятьях старой куртки.
Бегом!
До автостанций привокзальных!
Где с "летним снегом"
распускается подснежник пакетик,
Там распылился псевдорадости дозатор.
Там героин.
Там старики, в свои семнадцать...
снова дети.
Незримой плетью подгоняю сам себя,
скрипя костьми,
скребя внутри,
скрепя ладони.
Места, знакомые до боли, вновь рябят
блестящим светом
ярких
цитрусовых
долек.
В хрустящем о́тзвуке пронзительных сирен
Раздался тихий,
чуть дрожащий,
хриплый голос:
"Я вам звонил... и я заказывал себе..."
и вдруг...
удар!
затем второй!
и в землю носом.
Меня скрутили и засунули в "УАЗик",
нерасторопно,
что-то в рацию
горланя,
толпа прохожих, не скрывая, улыбалась,
кривыми ртами
раздражительных пираний.
И унесло...
Меня несло в коро́бки серых зданий,
сменившихся, чуть позже,
камерой тюремной,
в которой ломка прогрызала, будто волчья стая,
в которой только 2 пути,
наверно.
Подохнуть...
либо выжить,
расчёсывая щёки высохшею пакшей,
ночами - лезть на стену,
призывая нечто свыше,
боясь до жути даже собственного кашля.
Но я привык... и очень жду твоё письмо,
Подай
хоть порцию
тех буковок корявых,
Что прожигают дозой чувств любой листок.
Однако, нет.
Тебя забрал морфинный дьявол.
В холодной, мрачной спальне смолкнет телевизор,
обрушивший
короткие помехи,
напротив -
в креслице прожженном убегающая жизнь,
и ты.
В невзрачном платье сером.
Теперь мне выжить помогает лишь острог,
я словно выжатая
тряпка,
полотенце.
Но буду ждать, когда закончится мой срок,
Чтоб насладиться ярким солнцем
и согреться...

Я живой.

..."Ты понимаешь,почему люди потребляют наркотики. Потому что это - единственное настоящее приключение, что остается им в этом мире, где все расписано и разлиновано, где царят закон и порядок и где нам никогда ни на что не хватает времени."