| бью толстого
Сообщения: 4,768
Регистрация: 28.12.2010 | -Цитата от kruni  -Цитата от mr.timmy -Цитата от kruni
Щаебал умничать , падежи знаешь , гордись блять до пенсии, что и так все знают , говорить ему с ними не чем , элита , не такой как все , пытался с ними общаться то ?
По полуразрушенной дороге шел странник. Если бы он знал, что о нем кто-то пишет, то подивился бы, насколько начало очевидное и околоромантичное. Но ему было не до воздушных эпитетов и хитрых метафор, окаймляющих любое стихотворение и скрывающих его истинный смысл, если тот был вообще. Это был старик лет шестидесяти с седыми волосами и бородой. На его лице было несколько морщин, а сам он выглядел невероятно уставшим. Дорога, по которой старик шел, отняла у него слишком много времени и сил.
Те, кто когда-либо путешествовали, знают, что чем дольше идешь, тем сильней забываешь сколько. Вроде бы прошло 30 минут, а вроде час; вроде 3 часа, а вроде 5. И только солнце, как беспристрастный судья, может по-настоящему прояснить дело. И после этого ты говоришь , что ты не шизик "31-го декабря, накануне нового 1810 года, le réveillon, 27 был бал у Екатерининского вельможи. На бале должен был быть дипломатический корпус и государь.
На Английской набережной светился бесчисленными огнями иллюминации известный дом вельможи. У освещенного подъезда с красным сукном стояла полиция, и не одни жандармы, но полицеймейстер на подъезде и десятки офицеров полиции. Экипажи отъезжали, и всё подъезжали новые с красными лакеями и с лакеями в перьях на шляпах. Из карет выходили мужчины в мундирах, звездах и лентах; дамы в атласе и горностаях осторожно сходили по шумно откладываемым подножкам, и торопливо и беззвучно проходили по сукну подъезда.
Почти всякий раз, как подъезжал новый экипаж, в толпе пробегал шопот и снимались шапки.
-- Государь?... Нет, министр... принц... посланник... Разве не видишь перья?... -- говорилось из толпы. Один из толпы, одетый лучше других, казалось, знал всех, и называл по имени знатнейших вельмож того времени.
Уже одна треть гостей приехала на этот бал, а у Ростовых, долженствующих быть на этом бале, еще шли торопливые приготовления одевания.
Много было толков и приготовлений для этого бала в семействе Ростовых, много страхов, что приглашение не будет получено, платье не будет готово, и не устроится всё так, как было нужно.
Вместе с Ростовыми ехала на бал Марья Игнатьевна Перонская, приятельница и родственница графини, худая и желтая фрейлина старого двора, руководящая провинциальных Ростовых в высшем петербургском свете.
В 10 часов вечера Ростовы должны были заехать за фрейлиной к Таврическому саду; а между тем было уже без пяти минут десять, а еще барышни не были одеты.
Наташа ехала на первый большой бал в своей жизни. Она в этот день встала в 8 часов утра и целый день находилась в лихорадочной тревоге и деятельности. Все силы ее, с самого утра, были устремлены на то, чтобы они все: она, мама, Соня были одеты как нельзя лучше. Соня и графиня поручились вполне ей. На графине должно было быть масака бархатное платье, на них двух белые дымковые платья на розовых, шелковых чехлах с розанами в корсаже. Волоса должны были быть причесаны à la grecque. 28
Все существенное уже было сделано: ноги, руки, шея, уши были уже особенно тщательно, по бальному, вымыты, надушены и напудрены; обуты уже были шелковые, ажурные чулки и белые атласные башмаки с бантиками; прически были почти окончены. Соня кончала одеваться, графиня тоже; но Наташа, хлопотавшая за всех, отстала. Она еще сидела перед зеркалом в накинутом на худенькие плечи пеньюаре. Соня, уже одетая, стояла посреди комнаты и, нажимая до боли маленьким пальцем, прикалывала последнюю визжавшую под булавкой ленту.
-- Не так, не так, Соня, -- сказала Наташа, поворачивая голову от прически и хватаясь руками за волоса, которые не поспела отпустить державшая их горничная. -- Не так бант, поди сюда. -- Соня присела. Наташа переколола ленту иначе.
-- Позвольте, барышня, нельзя так, -- говорила горничная, державшая волоса Наташи.
-- Ах, Боже мой, ну после! Вот так, Соня.
-- Скоро ли вы? -- послышался голос графини, -- уж десять сейчас.
-- Сейчас, сейчас. -- А вы готовы, мама?
-- Только току приколоть.
-- Не делайте без меня, -- крикнула Наташа: -- вы не сумеете!
-- Да уж десять.
На бале решено было быть в половине одиннадцатого, a надо было еще Наташе одеться и заехать к Таврическому саду.
Окончив прическу, Наташа в коротенькой юбке, из-под которой виднелись бальные башмачки, и в материнской кофточке, подбежала к Соне, осмотрела ее и потом побежала к матери. Поворачивая ей голову, она приколола току, и, едва успев поцеловать ее седые волосы, опять побежала к девушкам, подшивавшим ей юбку.
Дело стояло за Наташиной юбкой, которая была слишком длинна; ее подшивали две девушки, обкусывая торопливо нитки. Третья, с булавками в губах и зубах, бегала от графини к Соне; четвертая держала на высоко-поднятой руке всё дымковое платье.
-- Мавруша, скорее, голубушка!
-- Дайте наперсток оттуда, барышня.
-- Скоро ли, наконец? -- сказал граф, входя из-за двери. -- Вот вам духи. Перонская уж заждалась.
-- Готово, барышня, -- говорила горничная, двумя пальцами поднимая подшитое дымковое платье и что-то обдувая и потряхивая, высказывая этим жестом сознание воздушности и чистоты того, что она держала.
Наташа стала надевать платье.
-- Сейчас, сейчас, не ходи, папа, -- крикнула она отцу, отворившему дверь, еще из под дымки юбки, закрывавшей всё ее лицо. Соня захлопнула дверь. Через минуту графа впустили. Он был в синем фраке, чулках и башмаках, надушенный и припомаженный.
-- Ах, папа, ты как хорош, прелесть! -- сказала Наташа, стоя посреди комнаты и расправляя складки дымки.
-- Позвольте, барышня, позвольте, -- говорила девушка, стоя на коленях, обдергивая платье и с одной стороны рта на другую переворачивая языком булавки.
-- Воля твоя! -- с отчаянием в голосе вскрикнула Соня, оглядев платье Наташи, -- воля твоя, опять длинно!
Наташа отошла подальше, чтоб осмотреться в трюмо. Платье было длинно.
-- Ей Богу, сударыня, ничего не длинно, -- сказала Мавруша, ползавшая по полу за барышней.
-- Ну длинно, так заметаем, в одну минутую заметаем, -- сказала решительная Дуняша, из платочка на груди вынимая иголку и опять на полу принимаясь за работу.
В это время застенчиво, тихими шагами, вошла графиня в своей токе и бархатном платье.
-- Уу! моя красавица! -- закричал граф, -- лучше вас всех!... -- Он хотел обнять ее, но она краснея отстранилась, чтоб не измяться.
-- Мама, больше на бок току, -- проговорила Наташа. -- Я переколю, и бросилась вперед, а девушки, подшивавшие, не успевшие за ней броситься, оторвали кусочек дымки.
-- Боже мой! Что ж это такое? Я ей Богу не виновата...
-- Ничего, заметаю, не видно будет, -- говорила Дуняша.
-- Красавица, краля-то моя! -- сказала из-за двери вошедшая няня. -- А Сонюшка-то, ну красавицы!...
В четверть одиннадцатого наконец сели в кареты и поехали. Но еще нужно было заехать к Таврическому саду.
Перонская была уже готова. Несмотря на ее старость и некрасивость, у нее происходило точно то же, что у Ростовых, хотя не с такой торопливостью (для нее это было дело привычное), но также было надушено, вымыто, напудрено старое, некрасивое тело, также старательно промыто за ушами, и даже, и так же, как у Ростовых, старая горничная восторженно любовалась нарядом своей госпожи, когда она в желтом платье с шифром вышла в гостиную. Перонская похвалила туалеты Ростовых.
Ростовы похвалили ее вкус и туалет, и, бережа прически и платья, в одиннадцать часов разместились по каретам и поехали."
Добавлено через 4 минуты 10 секунд Наташа с утра этого дня не имела ни минуты свободы, и ни разу не успела подумать о том, что предстоит ей.
В сыром, холодном воздухе, в тесноте и неполной темноте колыхающейся кареты, она в первый раз живо представила себе то, что ожидает ее там, на бале, в освещенных залах -- музыка, цветы, танцы, государь, вся блестящая молодежь Петербурга. То, что ее ожидало, было так прекрасно, что она не верила даже тому, что это будет: так это было несообразно с впечатлением холода, тесноты и темноты кареты. Она поняла всё то, что ее ожидает, только тогда, когда, пройдя по красному сукну подъезда, она вошла в сени, сняла шубу и пошла рядом с Соней впереди матери между цветами по освещенной лестнице. Только тогда она вспомнила, как ей надо было себя держать на бале и постаралась принять ту величественную манеру, которую она считала необходимой для девушки на бале. Но к счастью ее она почувствовала, что глаза ее разбегались: она ничего не видела ясно, пульс ее забил сто раз в минуту, и кровь стала стучать у ее сердца. Она не могла принять той манеры, которая бы сделала ее смешною, и шла, замирая от волнения и стараясь всеми силами только скрыть его. И эта-то была та самая манера, которая более всего шла к ней. Впереди и сзади их, так же тихо переговариваясь и так же в бальных платьях, входили гости. Зеркала по лестнице отражали дам в белых, голубых, розовых платьях, с бриллиантами и жемчугами на открытых руках и шеях.
Наташа смотрела в зеркала и в отражении не могла отличить себя от других. Всё смешивалось в одну блестящую процессию. При входе в первую залу, равномерный гул голосов, шагов, приветствий -- оглушил Наташу; свет и блеск еще более ослепил ее. Хозяин и хозяйка, уже полчаса стоявшие у входной двери и говорившие одни и те же слова входившим: "charmé de vous voir", 29 так же встретили и Ростовых с Перонской.
Две девочки в белых платьях, с одинаковыми розами в черных волосах, одинаково присели, но невольно хозяйка остановила дольше свой взгляд на тоненькой Наташе. Она посмотрела на нее, и ей одной особенно улыбнулась в придачу к своей хозяйской улыбке. Глядя на нее, хозяйка вспомнила, может быть, и свое золотое, невозвратное девичье время, и свой первый бал. Хозяин тоже проводил глазами Наташу и спросил у графа, которая его дочь?
-- Charmante! 30 -- сказал он, поцеловав кончики своих пальцев.
В зале стояли гости, теснясь у входной двери, ожидая государя. Графиня поместилась в первых рядах этой толпы. Наташа слышала и чувствовала, что несколько голосов спросили про нее и смотрели на нее. Она поняла, что она понравилась тем, которые обратили на нее внимание, и это наблюдение несколько успокоило ее.
"Есть такие же, как и мы, есть и хуже нас" -- подумала она.
Перонская называла графине самых значительных лиц, бывших на бале.
-- Вот это голландский посланик, видите, седой, -- говорила Перонская, указывая на старичка с серебряной сединой курчавых, обильных волос, окруженного дамами, которых он чему-то заставлял смеяться.
-- А вот она, царица Петербурга, графиня Безухая, -- говорила она, указывая на входившую Элен.
-- Как хороша! Не уступит Марье Антоновне; смотрите, как за ней увиваются и молодые и старые. И хороша, и умна... Говорят принц... без ума от нее. А вот эти две, хоть и нехороши, да еще больше окружены.
Она указала на проходивших через залу даму с очень некрасивой дочерью.
-- Это миллионерка-невеста, -- сказала Перонская. -- А вот и женихи.
-- Это брат Безуховой -- Анатоль Курагин, -- сказала она, указывая на красавца кавалергарда, который прошел мимо их, с высоты поднятой головы через дам глядя куда-то. -- Как хорош! неправда ли? Говорят, женят его на этой богатой. .И ваш-то соusin, Друбецкой, тоже очень увивается. Говорят, миллионы. -- Как же, это сам французский посланник, -- отвечала она о Коленкуре на вопрос графини, кто это. -- Посмотрите, как царь какой-нибудь. А всё-таки милы, очень милы французы. Нет милей для общества. А вот и она! Нет, всё лучше всех наша Марья-то Антоновна! И как просто одета. Прелесть! -- А этот-то, толстый, в очках, фармазон-всемирный, -- сказала Перонская, указывая на Безухова. -- С женою-то его рядом поставьте: то-то шут гороховый!
Пьер шел, переваливаясь своим толстым телом, раздвигая толпу, кивая направо и налево так же небрежно и добродушно, как бы он шел по толпе базара. Он продвигался через толпу, очевидно отыскивая кого-то.
Наташа с радостью смотрела на знакомое лицо Пьера, этого шута горохового, как называла его Перонская, и знала, что Пьер их, и в особенности ее, отыскивал в толпе. Пьер обещал ей быть на бале и представить ей кавалеров.
Но, не дойдя до них, Безухой остановился подле невысокого, очень красивого брюнета в белом мундире, который, стоя у окна, разговаривал с каким-то высоким мужчиной в звездах и ленте. Наташа тотчас же узнала невысокого молодого человека в белом мундире: это был Болконский, который показался ей очень помолодевшим, повеселевшим и похорошевшим.
-- Вот еще знакомый, Болконский, видите, мама? -- сказала Наташа, указывая на князя Андрея. -- Помните, он у нас ночевал в Отрадном.
-- А, вы его знаете? -- сказала Перонская. -- Терпеть не могу. Il fait à présent la pluie et le beau temps. 31 И гордость такая, что границ нет! По папеньке пошел. И связался с Сперанским, какие-то проекты пишут. Смотрите, как с дамами обращается! Она с ним говорит, а он отвернулся, -- сказала она, указывая на него. -- Я бы его отделала, если бы он со мной так поступил, как с этими дамами. |