асфальт. бульвар. был дождь. минутная – на трёх.
и часовая тоже. месяц. тишина. петлёй шаги.
шенген (запрет) порше (нет средств) да, пьём.
бордюр. пустая пачка. губы. горлышко. шабли.

вихор волос. прохожий. сигарета. всхлип огня.
кивок. ладонь. щека. почти киану. всё же нет.
чтоб голову не подымать потом – её я не ронял,
чтоб песню петь – порой нужна нам клеть и жердь.

какая невидаль! подумаешь, пришёл не трезв,
сегодня можно – праздник взятия бастилии гремит,
казёный человек в казёную каморку еле влез –
теперь, пути назад... а впрочем, есть один.

висят безжизненные руки, под ногами долговая яма,
песочные часы идут, там, в жилах, есть ещё песок,
и жизнь бежит вперёд настолько вероломно и упрямо,
как будто это фильм, а продюсировал его бессон.

и я прорвусь. трубою лопнувшей, ошпарив кипятком,
назло, сегодня выходной – не дозвонишься в жэк,
на басурманском надпись на затылке keep it cold,
там, дома, ждёт меня та, для кого я свят, блажен.

***

еда. потом. вода. похмелье. вазы нет. осколки.
нашла два яблока. вельвет. ароматические свечи.
включила музыку. убавила. ещё. ещё. так громко.
любовь всем сердцем недоступна. просто нечем.

весна. квартплата. красное письмо. бездетье.
показывает шагомер: сегодня пятьдесят шагов.
и не цветут азалиями язвища на бледном теле,
и не сказать, что загнивает, но уже с душком.

"сегодня у тебя получится – я определённо знаю,
я не сошла с ума, ты – бог. нет, это не пройдёт.
холодной герде станешь согревающим бальзамом,
ты смыслами, как старенькая библия, переплетён.

ты воду превратишь в вино, накормишь нас хлебами,
и воскресишь умершего два дня назад соседа,
и мимо всех диктованных природой глупых правил
я за тобой пойду за горизонт, пойду под землю."

дверь скрипнула и выстрелило на стене ружьё,
в соревновании реальность/ожидания кто победит?
как будто в голове контакты кто-то пережёг,
в глазах померкло, совершила комната кульбит.

***

хрущёвка. свечи. полумрак. безбожье. слабости.
услуги. прейскурант. упали цены. демпинг.
любой каприз. перевернулись роли. травести.
запомнившийся комплимент: ты. редкость.

сегодня воскресенье, а мертвец остался мертвецом,
вся комната любовников пропитана миазмами,
найти в нём бога – идефикс накинула лассо.
бокал проверь, вином вода не стала? мало ли.


Ссылка на изображение

Был как все, и верил в чудо,
Не богато, и не худо,
Лежебока я,
Есть семья, жена красива,
Но душа всегда просила,
Ближе к Богу.

Я ее держал как мог,
Самый каменный замок,
Не сбежит она,
И сидела как на рейке,
Но простыла канарейка,
Неожиданно.

Ей б на дерево из хвои,
Но лежит убита хворью,
Песни певшая,
Я ее молил "запой мне",
Тело маялось в запоях,
Здесь опешил я.

Стало душно, невозможно,
Сердце залитое розжигом,
Прокоптится!
Время быстро убывало,
И мою часть убивала,
Как кот птицу.

Ветер дунул, тронул кости,
И по телу словно гвоздем,
Обезвожило...
Боль ударила по корню,
Был всегда на все покорный
И без вожжей я.

И теперь принял удары,
Посреди дубовой тары,
Как повелено,
И лежу совсем недвижно,
А весна цветами брызжет,
Я ж побеленный.

Земля держит, пока надо,
Шагом скромным по канату
Ты ж не лопнешь?
И целуют все подряд,
Тот кто брат, и кто не рад,
Только в лоб лишь!

Я смотрю на тело сбоку,
Слишком мало дали сроку,
И реву, да вою я!
Не коснусь жены рукою,
Слезы катятся рекою,
Наяву с вдовою я.

А душа покинув клетку
Подлетела и на ветку,
Градом пот, и каюсь я!
Я кричу той птице "стоп",
Но бегу, об свой же гроб,
Спотыкаюсь.

И дорога вьет крюком,
Посинело все кругом,
Даже губы,
Стал же воздух, сперт и сжат,
И покинула, ушла,
Душегуба.

И бродил я 40 дней,
Становилось все душней,
Так невесело,
А она пушинкой вдаль,
Будто много никогда ,
И не весила...

P/S

Yо
Я верил в чудо, если это финал, то я не безнадежен,
Какой то пидор сказал, что мои тексты бездна, - дожил,
Это конец, а почему не усопли вокруг все бляди и сопли?
Рифма летят на ходу, и помог мне не Хеннеси VSOP ли?
Я думал баттл - это наезды, панчи, шлюхи, драгдилеры,
А тут трусливый народ по привычке, голосующий за Владимира,
Этот Громозекин отрезал длинный пенис, у моей куклы Вуду,
Он не хочет, чтоб моя плоть попала в треугольник Бермуды,
Ночная прачка на десерт - ничуть не хуже английского пудинга,
Мои ж тексты укачивают, как после Кристалла - Путинка.
Во мне живет ЧеГевара, которой кричит "Судьи, в жопу ебитесь",
А я ему всегда повторяю «пожалуйста, Эрнесто, - заткнитесь»

Вокруг все красивые, правильные, любовь, дельфины-русалки,
Мои ж тексты, противны, засаленны, грязны - как губы сосалки,
Я всегда хотел научиться писать, подобно Высоцкому или Галичу,
Но в итоге я здесь не в тему, как гнойный прыщ у влагалища,
Да я стар, я завидую тем у кого только растут под носом усы,
Но среди серой массы, я буду ярок - как после поноса трусы,
Я не то что кого-то тут ненавижу, учили терпению Мама и Бать,
И люди вы симпатичные, но хочется не любить вас, а тупо ебать,
Но желаю себе и местной братве, чтоб Бог был с нами не строг,
Ведь чудо жизни писателей в том, что она короче их строк.

Писать что-то красивое, но ни о чем - удел местных умельцев,
Моя речь очень проста «я устал, ухожу» - все как у Ельцина,
Когда я состарюсь, перееду на море - шляпа, теннис, Монако,
Не буду больше ругаться, стану спокоен, как пенис монаха,
Для местных поэтишек, я жалок, ничтожен - как оклад бича
Все кончится, и по итогу финал мой будет на окраине кладбища.
Я надеюсь, когда уйду на небо, там споёт мне не хор Ашотов,
А белоснежные ангелы в шёлке, и мне будет легко и хорошо там,
Но чую за грехи мои, там вместо апостолов - будет Херувим и Никитикита,
Опять писать ебаные стихи там, и будет вокруг меня моя свита,
Лучше б меня бес покалечил, чем этот баттл будет длиться бесконечно,
Вместо катаний на пегасах, я буду рисовать будто Пикассо или Репин,
Теперь я точно понимаю, нет смерти хуже - чем смерть рэпера.

Ссылка на изображение

Рокот копыт, топот ракет,
копоть воды, засоленный снег,
совесть подошв на изнанке небес,
тонет в ладонях
сонм предвестников бедствий.

***
Девушка с жемчужиной
с головы до груди отутюжена
и обучена крикливости почерка,
по соседству
сиротливая
де-ре-вушка
корчится,
как и положено,
в агонии
нестерпимо-бескрайней,
схоронив во спасение ложь
и скинув в огонь
анатомию своих тайн.

Подожгла собственное пристанище
и наблюдает,
над пепелищем привстав,
её ждет другая -
жизнь с сожженного листа.

Кашлем в дар войне ревут глотки ржавые,
кошелёк для манер - приют сотням жаворонков,
не понять им сов, свернув шею за угол,
в непроглядный сон ввергнет щебет заунывный.

Прошуршит суетливая ночь
по телу крошечной ящеркой,
в лунной тени сбросит хвост
в пыльный ящик,
застынет в зоне слепых,
уходя, сквозняком заметет следы
все до единого,
оставив плутать во снах,
из которых не выбраться невредимой.
Не выплыть. Не выкарабкаться. Не взлететь.
Вода тяжела. Берег зыбкий. В пронзающей пустоте.

Бесконечна петля безумия,
ни дать ни взять
пора сваливать.
Разве бабочки летают в море сумрачном?
И откуда они берутся в сачке-стакане?

Там теперь территория наводнений,
и что молчать, что говорить - все как-то по глупому;
когда взрослеешь,
кошмары не уходят, кошмары растут
и гонят рассудок взашей,
толкают в горло таблетки от всех проблем,
проблемы от всех решений.

Снежные барсы перебегают дорогу,
за ними, что следы, что тень - черные,
и, если так начинается каждый день,
так может, семейство кошачье не причем?

А во дворе воробьи да вороны обокрали вора,
что искал счастье в чужом кармане,
не поднимай голову,
поднимай ворот
и учи заклинание от заклинаний.

Ловкость рук не в ногу со временем,
Робость губ и никакого мошенничества.

Смоет иней, исказит замыканием,
расслоит силуэтами выверенными,
их герой в мыле весь, хоть и роль камео,
позовут - принеси, не зовут - выменяй.

Обомшелый обман в обмен на бренную лошадь
и погнали смешить метель окаянную,
склон ожиданий исшаркан узорами стоп лотосных,
психика ломкая проскользит салазками по краям.

Лошадь в Турине, полночь в Париже,
лошадь избили, здесь всюду полночь, куда ни глянь,
в полночь только любовники выживут,
лошадь жалеют, зарей алеет холст неба на углях.

***
Ревёт неистовое ликование
салютом голубей почтовых в воздух,
их адресаты сгинут в "конца-краю нет",
и наковальней
стая рухнет возле.

Возле оторопевших дрожью ног,
что, испугавшись летних гроз, застыли,
дурные головы - на них венок,
им невдомек:
гроза метает холостые.

И можно забираться, не боясь,
на столб фонарный, с него ноги свесив,
сегодня и фонарь - маяк
в полях
свихнувшихся огней
и в залах пустотелых кресел.

Ссылка на изображение