С бессознательных лет моих маман мне упорно твердила, что я особенный – не такой как все, необычный. Я же, не имея особой возможности для объективного сравнения, слепо верил ей. Ну а что взять с ребёнка? У меня не было причин не верить своим родителям. Тогда я ещё не представлял, что многое из того, о чём они мне говорили – наебалово. Если бы все эти откровения навалились на меня разом – о Дедушке Морозе и прочей сказочной хуйне вроде волшебного человека на небесах – я бы напрочь ебанулся. Но весь пиздёж развенчивался постепенно, и свой черёд наступил и для моей псевдоуникальности. Да, большинство ребят в детском саду были слабыми и тупыми уёбками, которые считали, что ушная сера – следствие мытья головы золотым шампунем. Но не Кирилл Полетаев. Казалось, Кирилл Полетаев был ничем не хуже меня, а в чём-то даже лучше. И тогда я стал сомневаться. Правда ли я особенный? Правда ли я необычный? Или это точно такая же ложь, как и всё остальное. Во что вообще можно верить? В школе же у меня не осталось совершенно никаких сомнений в том, что я самый обыкновенный тип, ну, а в вузе я вообще стал считать себя конченным уёбком. Червём. Ничтожеством. Наверное, оттого в армии я чувствовал себя замечательно – там первым делом тебя пытаются сравнять с говном, но, если ты уже говно, можно просто расслабиться. Не стану отрицать, мне бы хотелось выглянуть со своего балкона, заорать на всю улицу: «Я не такой как все!», и чтобы эти слова были правдой, а проходящие внизу девушки, да и парни (чего уж там) щурили глаза, пытаясь разглядеть, кто там орёт, а потом кивали, соглашаясь с моими словами и думая: «А что? Он и вправду неплох. Вот бы он мне вдул». И я бы летал над городом и вдувал всем, кто хотел бы этого. Но я самый обыкновенный никто.
Утратив веру в себя, я утратил веру и в людей. Все стали казаться мне уёбками. Все до единого. Я не верил, что есть человек, который может заявить с наглой рожей, что он не такой, как все, и я бы с ним согласился. Когда-то я не верил в это.

***
Мы стояли на балконе, курили и наблюдали за тем, как плевки, посылаемые нами вниз, то скрывались во мраке, то освещались из квартир, в которых ещё не спали, а потом с тихим звуком шлёпались на асфальтированную тропинку. Если это действо и сопровождалось каким-то разговором, то я его благополучно забыл. Я докурил сигарету и, поскольку я уёбок, бросил бэчик с балкона. Уёбок я не конченный, а обыкновенный, потому старался попасть на тропинку, откуда его с утра сметёт дворник, который всё равно будет её мести независимо от того, будет там мой бэчик или нет. Это лучше, чем в траву, думалось мне. Ход моих тупых мыслей нарушил мой друган, с которым, собственно, мы и курили на балконе. Нарушил он его тем, что издал какой-то булькающий звук. Я взглянул на друга и в ужасе отшатнулся – глаза у него закатились, а изо рта шла пена. Не сильно так шла, как из пенного огнетушителя, но я явственно видел что-то белое, порывами вываливающееся из его рта.
- Макс! – громко крикнул я и принялся трясти его за плечо.
Макс же не обращал на меня внимания. На приступ эпилепсии это было не похоже. Во-первых, он никогда не страдал подобными припадками, во-вторых, он твёрдо стоял на ногах, а не бился в конвульсиях. Спустя некоторое время, моё потрясывание возымело действие, и взгляд друга стал более или менее осознанным. Я убрал руку от его плеча и спросил, что же за хуйня с ним творится. Он же пристально на меня посмотрел из-под полуприкрытых век и спросил странным и тихим голосом:
- Ты слышишь зов? – в ответ я отрицательно покачал головой, а он продолжил. – Пойдём за мной.
Я пожал плечами. Странно всё это. Никогда подобной хуйни он не выдавал, но выдавал много всякой хуйни, отчего я был твёрдо уверен, что он прикалывается, и в итоге будет над чем поржать. Я двинулся за Максом. Макс же накинул, не застёгивая, белую рубашку и пошёл в коридор. В коридоре он взял ключи от квартиры и ещё какой-то ключ. Мы вышли в подъезд, закрыв за собой дверь. Пока мы спускались по лестнице,
мой друг стал сбивчиво мне что-то объяснять:
- Понимаешь, я не думал, что это случится сегодня. Если бы это случилось сегодня, то я ни за что бы не позвал тебя бухать. Но раз ты тут… Что же, может это и к лучшему. Моя ноша тяжела. Я не в силах нести её один. Может и в силах, но мне бы хотелось разделить с кем-то этот секрет. А секрет этот, пожалуй, я не доверил бы никому, кроме тебя. Хоть ты и уёбок, но ты мой друг. То, что ты увидишь внизу, покажется тебе… Ладно. Слушай. Давным-давно, силы света и тьмы сошлись в решающей битве, после которой на земле должен был восторжествовать мир, либо земля должна была низвергнуться в пучину хаоса, – мы уже спустились на первый этаж и стояли возле двери в подвал, но я не решался перебивать своего поехавшего друга, будучи заворожённым этой нелепой хуйнёй, и, прикидывая нужно ли звонить в скорую в таком случае или для поехавших есть своя экстренная служба. – Поскольку мы с тобой сейчас живы, можно догадаться, что свет одержал победу. Хотя на торжество мира это не вполне смахивает, и это верно. Оказалось, что тьму нельзя уничтожить, потому что тьма - такая же неотъемлемая часть всего, как и свет. Так вот… У берегов Оби билось воинство света с воинством тьмы двадцать два года, отчего мутная вода Оби стала багровой от потоков крови, струившихся в неё от поверженных тел. Даже Карское море стало цвета выделений девиц на исходе месячных. Когда все воины были повержены, и в ближнем бою сошлись сами владыки света и тьмы, светлый владыка нанёс сокрушительный удар тёмному владыке. Был ли он сильнее? Нет. Был ли он проворнее? Нет. Они были равны. Но свет всегда побеждает тьму, так говаривала моя бабка, и так говорю тебе я. Но настолько пламенным был дух владыки тьмы, что даже смерть не остановила его. И бесплотным духом он стал крутиться вокруг владыки света и всячески его заёбывать. Не в силах терпеть подобные выходки владыка света собрал воедино весь свой праведный гнев и неведомым никому способом упрятал владыку тьмы в один из прибрежных валунов.
Я ожидал услышать чего-то ещё, но на этом история моего напрочь ебанутого друга подошла к концу. Он достал из кармана ключ, открыл замок подвала и вступил во тьму. Я не решился пойти следом, но он включил где-то там свет, и я всё же сделал шаг внутрь. Мы шли, пригибаясь, по подвалу его дома. Макс не отвечал на мои вопросы, а лишь поторапливал. Спустя какое-то время подвал превратился в узкий коридор, стены которого выложены гладким камнем, не похожим ни на кирпич, ни на что-то подобное.
- Где мы? – очередной мой вопрос эхом отозвался по коридору, которому не было видно конца, и остался без ответа.
Спустя некоторое время коридор резко оборвался просторной комнатой, в которой повсюду из пола и из стен торчали какие-то металлические штыри, похожие на колья забора. Сложно было понять, откуда в комнате свет – не было ни ламп, ни факелов, ни чего-то такого, что обычно освещает подземелья, но я отчетливо видел другой конец комнаты. Увидел я и то, что покоилось в самом её центре. Огромный гладкий валун лежал, источая слабый зеленоватый свет и тихий, едва уловимый гул. Если мне, конечно, не казалось. Гул, похожий на вибрацию сотового телефона из самой глубины сумки.
- Теперь ты слышишь зов? – спросил у меня Макс, уже не казавшийся мне таким безумным.
- Что-то слышу, - ответил я. – Но не понимаю что.
- Здесь, - Макс указал рукой на камень. – Покоится душа тьмы. И я призван оберегать её покой. Это не значит, что я за зло. Нет. Просто я не позволяю вырваться тени наружу.
Едва в сумраке подвала прозвучали последние слова, как мой друг сбросил с себя штаны, оставшись лишь в одной расстёгнутой рубашке, встал на колени и начал остервенело дрочить. Как ни странно, но аппарат у него уже стоял. Что за хуйня? Как бы ни было отвратительно и непонятно мне это зрелище, но я не мог отвести глаза от своего друга, который теребил свой хер над огромным камнем в каком-то странном подвале. Вдруг он начал содрогаться всем телом, а на гладкую, будто бы
полированную поверхность камня, стала брызгать малафья. Кончив и припав грудью на камень, Макс стал растирать своё семя по его поверхности. Не отрываясь от своего занятия, он взглянул на меня и снова завёл свою странную речь:
- Чтобы владыка тьмы покоился в камне и не посягал на наш мир, ему требуется жертва – человеческие души. Малафья – отличный источник человеческих душ, который не требует больших жертв от людей. Да, если пролить кровь на камень тьмы, он будет дольше оставаться сытым, а дрочить на него приходится раз в два-три дня, но это небольшая цена для спокойствия человечества. А я бы мог дрочить и чаще.
И знаете, что я почувствовал, глядя на своего полуголого друга, возле обдроченного камня? Нет, не отвращение. Я почувствовал жгучую зависть. Вот он – вроде бы обычный парень, но от него зависит благополучие целого мира! Не такой ли он как все? Конечно, нет! Он – настоящий герой. Почему он, а не я? Почему?
Наверное, мои мысли как-то отразились на моём лице, потому что Макс нахмурился и произнёс:
- Аккуратнее, друг. Душа владыки тьмы сильна. Он может быть в твоих мыслях, но не слушай его, не думай о чём-то тако…
Макс не успел договорить, потому что я, схватив один из металлических кольев, раскиданных по залу, резко двинулся к нему и вонзил кол ему прямо в грудь. С жутким хрипом из него вырвался воздух, расширившиеся глаза удивлённо и непонимающе смотрели на меня, а кровь стекала по его груди прямо на валун. Вытащив кол, я опрокинул тело моего друга на камень и громко завопил:
- Прими сей дар, Владыка Тьмы, и надели меня хоть частичкой своей силы! Я буду твоим верным слугой! Я особенный! Я не такой, как все!