Ступая по гранитным плитам, где грани в тесном переплете с ступенями моей орбиты и голосом моей свободы, влечет меня туманный шепот в увитый бархатистым плюшем и холодом старинный город, где медленно крадутся души, а я не слушаю я верю и вижу степень восприятья так, как неистовый калека у церкви просит подаянья, а я… не знаю, может стоит пройти и дальше размышляя, глотая утомленный воздух и чувства от людей скрывая, не зная, знаю, а какая здесь степень данности в причинах переживания кошмара трущобных масс, езду в машинах, я не могу, поскольку это проходит буднично устало, сюда несет бродяга ветер оборванных стихов начало, под ним фактурная свобода, ее нам часто обещали, в ней день–за–днем и год–за–годом стиралось то, что смысл давало, для этой странной жизни в гетто, где промелькнуло столько жизней, где крик простого человека не зажигает в сердце искры, поскольку лирика пространства, сжираемого разрушеньем, не прибавляет телу массы и не дает душе прошенья….