Раньше у меня была совесть. Я уступал место старушкам, извинялся, не пил, не дул, старался не ругаться матом в общественных местах, не гадил на памятники культуры и уважал старших. Но потом я стал падонкам и паэтаму стал матирицца визде, смела и безбаязнена пасылать всех впезду и нахуй, пенать старух и дедоф, и сцать в нипаложыных мистах, и делат много всякава другова гавна.