Обрызганные ботинки, видимо, давно не мыты: на улице грязи уже нет. Глубокие складки на сгибах протёрли кожу. Шнурки развязаны.
Серые брюки сползали без ремня. Человек смотрел в пол, держа в одной руке чемодан, в другой ― бутылку пива.
За свисающими волосами не было видно воспалённых глаз. Пассажир изредка приподнимал голову и сразу же опускал её, как только встречался со мной взглядом. Он боялся смотреть в глаза, жалкий чиновничек.
Через две станции я сошёл. На лавке спал бомж, сотрудница метрополитена будила его. Безнадёжно.
Мои ноги пошли вверх по эскалатору. Зачем? Я никуда не тороплюсь. Время не имеет значения. Неужели мои нижние конечности преодолевали ступеньки, не подчиняясь мне, чтобы только двигаться вперёд, не стоять на месте и не оглядываться назад? Вряд ли. Ведь впереди будет то же, что сзади. Мы ходим по кругу, а наши судьбу свысока ехидно улыбаются.
Вышел на поверхность, направился к троллейбусной остановке. Некуда торопиться ― развернулся и пошёл пешком.
Лёгкие не насыщались кислородом, как жизнь счастьем.
Я медленно пробирался по заснеженным дорогам. Фонари работали через один. Только яркий свет фар ехавших навстречу машин ослеплял, заставляя отворачиваться. Хотелось закрыть глаза и больше не открывать их никогда.
Тусклые лунные лучики продирали дебри туч, будто боролись за существование. Тяжёло, наверное, быть не хищником и не падалью. Грустно осознавать себя никем.
Редкие прохожие смотрели на мой внешний вид, оглядывали сверху донизу, любопытные твари. Мне было всё равно.
Для меня жизнь ― дешёвая жвачка, которую я жую слишком долго.