Фёдор Михайлович Достоевский
 

Наш Брат и великий русский человек, писатель, мыслитель, романист и публицист.
Был редактором журнала "Гражданин"

https://im0-tub-ru.yandex.net/i?id=d74bf20ca999c3f43410b...9a7-l&n=13

Фёдор Миха́йлович Достое́вский (дореф. Ѳедоръ Михайловичъ Достоевскій; 30 октября [11 ноября] 1821, Москва, Российская империя — 28 января [9 февраля] 1881, Санкт-Петербург, Российская империя)

Как в начале, так и в продолжении своего литературного творчества после четырёх лет каторги и ссылки за участие в кружке Петрашевского Достоевский выступал в качестве новатора в русле традиций русского реализма, что не получило должной оценки современников при жизни писателя.

После смерти Достоевский был признан классиком русской литературы и одним из лучших романистов мирового значения[13], считается первым представителем персонализма в России. Творчество русского писателя оказало воздействие на мировую литературу, в частности, на творчество ряда лауреатов Нобелевской премии по литературе, на становление экзистенциализма и фрейдизма.

К наиболее значительным произведениям писателя относятся романы «великого пятикнижия». Романы «Преступление и наказание», «Идиот», «Бесы» и «Братья Карамазовы» включены в список 100 лучших книг Норвежского книжного клуба 2002 года. Многие известные произведения Достоевского многократно экранизировались и инсценировались в театре, ставились балетные и оперные постановки

https://im0-tub-ru.yandex.net/i?id=a712abd281e21961b637d...94b-l&n=13




За восемь лет с того момента как я увлекся творчеством выдающего русского писателя прочитал тридцать томов, содержащих его романы, дневники, записки, повести и рассказы.

Моё почтение и уважение этому человеку навсегда

графоманский По этот ваш Достоевский:p

Рад что школьником большинство его книг прочитал
Стимулировало развитие сознания

Главное правильное изложение классики. Помню как младший брат(разница 10 лет) моей тогдашней телки ни в какую не хотел читать Преступление и наказание, тогда я решил его подбодрить, говорю уме "Да вааще, адовая вещь! Там чувак бабку топором зарубил на рынке! Почитай короче". Ну про топор на рынке я напиздил умышленно, но на это и был мой расчет. Он на след. день взялся читать, жадно выискивая описание этой самой сцены. Так, что главное правильный подход. В итоге 2 зайца были убиты)

риспект Достоевский

:)

Федор Достоевский — Дым и Комок: Стих

На ниве мужика Комок земли лежал,
А с фабрики купца Дым к небу возлетал.
Гордяся высотой, Комку Дым похвалялся.
Смиренный же Комок сей злобе удивлялся.
— Не стыдно ли тебе,— Дым говорил Комку,—
На ниве сей служить простому мужику.
Взгляни, как к небу я зигзагом возлетаю
И волю тем себе всечасно добываю.
— Ты легкомыслен,— ответствовал Комок.—
Смиренной доли сей размыслить ты не мог.
Взлетая к небесам, ты мигом исчезаешь,
А я лежу века, о чем, конечно, знаешь.
Плоды рождать тебе для смертных не дано,
А я на ниве сей рождаю и пшено.
Насмешек я твоих отселе не боюсь.
И с чистою душой я скромностью горжусь.

Бесы и Карамазовы - любимое. Великий писатель.

щас читаю))

Не все, к сожалению, воспринимают, а увы. Когда Достоевского начитаешься, слог такой высокий, что иди дам покоряй прям:boyara:
Некоторым стоит по ебальцу им дать, чтоб как-то воспринимали действительность

слышал, что достик был садомазо)

записки из мертвого дома как раз сегодня к себе в дом принес:|

после чехова это. имхо

на два раза прочел, но давненько, надо освежать память чтоб вспомнить интересные моменты, быт бараков и самих ссыльных которые там были

щас одну публицистику его и письма читаю, ну и рассказики других людей которые он распространял в том самом журнале где был редактором

В школе не хотел читать его произведения, надо бы ознакомиться:horosho:

Летом из России привез книжек на русском языке.
"Записки из мертвого дома" взял почитать

не думаю что он быт бараков ярко опишет. думаю что после этого быта весь пыл накопленный в бараках остудили когда одели мешок на голову и поставили к стенке:( хотя, все люди разные, может после этого он еще ярче это описал. надо ознакомиться вобщем:rus:

каждая перхоть из-под волос читала Достоевского и училась у великого автора. может вы, господа правые, и с дискурсом ознакомиться изволите? кто из вас почтёт за честь быть западником, кто считает, что у России особый путь?




опасность Достоевского для масс заключается в том, что те, абсолютно не понимая подтекста, воспринимающие мир глазами ребёнка, принимая многое либо на веру, либо относительно своих недалёких познаний, впитывают в себя заложенные в этих во многом легко читаемых текстах идеи о русском народе, Боге, исключительности болезненной личности и тд. на мой взгляд, ФМ вообще нужно исключить из школьного образования, так как 1) в ближайшее время преподавание литературы в наших школах точно лучше не станет 2) подростки достаточно впечатлительны и один-два неосознанно вынесут из этого если не идею, так направленность мыслей (скажем, найдут себя в каком-нибудь Шатове или Ставрогине или в старшем брате Карамазовых (имя забыл)). опасное чтиво без подготовки, а для идиотов и вовсе ненужное.

Дмитрий его имя

читая Достоевского понимаешь что тоже самое происходит и сейчас, те же добровольцы помогавшие славянам на Балканах с генералом Черняевым, который вопреки своей репутации и карьры бросились в Сербию помогать православным. Те же две России одна которая с восхищением смотрит на запад, другая же народная, помнящая еще свою историю от Ивана Грозного, который усмирил Казань( а может быть и помнящая свою историю еще глубже). Необходимость сближения высшего слоя дворянства с народным слоем во что есть путь наш одна из мыслей, а не брюзгливое отрицание своего народа каковым бы он не был

вот имено поэтому надо просвещать свой народ, а не отворачиваться от него постоянно болтая на французском языке

Лет для 16-20 само то:horosho:
Прочитал всего практически, больше всего понравился "Подросток" и что-то там про село Степанчиково, или как-то так.

нормальная кстате тема, а главное весело читается :D
правда я плохо уже помню, ну помню что смеялся прям хорошо

Я тоже уже нихера не помню. Помню шо там был ловкий чувачок какой-то, который хуевертил всеми и вся:)

ну это в общем-то вечные темы и были всегда. У Толстого в Карениной тоже об этом не мало.

Я тоже всего почти ФМ в старших классах прочитал. Недавно только "Братьев" освежал. Нужно наверно еще что-нибудь перечитать, восприятние сильно меняется со временем.

идиот, преступление и наказание и бесы охуенные книги, братья карамазовы пробовал читать такой понос пиздец

ну, во-первых, Достоевский признан всеми западными лингвистами, изучающими русскую литературу; во-вторых, Ницша (небольшая апелляция к авторитету), тот самый который сверхчеловеков строить предлагал, наоборот восхищался "болезненностью личности" русских и Достоевским, как писателем тоже; в-третьих, идеи о русском народе и Боге в эпоху глобализации возможно не так плохи; в-четвёртых, так можно большинство русских классиков выкинуть, если не всех, только читая их люди изучают ещё и язык, носителями которого они являются, а идиоты и из сказки про белого бычка сформируют себе стройную систему состоящую из "вредных" идеалов.

Про бесов и другие хорроры норм чё ваще жизнь в рашке сплошной хоррор с мистикой ёбаной

всегда найдется вася который думает что он умнее других и не такой как остальные:D

ницша в целом восхищался "русской тоской"

хорошо.

1) я не понял, как это относится к моему сообщению.
2) и что, что он восхищался? Ницше сам был человеком нездоровым, так что его мнение – лишнее доказательство моим словам.
3) нет, плохи. если вкратце, почему я так считаю: все сводится к вопросу экономики и необходимости сотрудничать с другими странами. Россия экономически отсталая страна (читай: бензоколонка) со множеством проблем, которые в дальнейшем будут только усиливаться, если ими не заниматься.
4) кого ещё можно выбросить из классиков?

В Раскольникове в первую очередь по-моему, тоже думал о том, что опасно такое в школе читать

печорин и мц мистер тимми два подростка ебаных

А тебе, как Достик?

Графоман ебаный, вся художественная литература для даунов

я не против, на самом деле, быть подростком

для даунов

А вот бобик так не считает(

Бобик считает что ты питухъ

И про тебя тож так считает
Но ты его кумир, а я нет(

Значит мы задиссим его с сн33 москоу, ёпта
Да, я кумир бабангиды и многих другий людей

че вы тут пишите вобще? паскудство одним словом одно после вас в каждой теме

это твоя личная тема что ли? считаю, что тему нужно вообще удалить, а мой первый пост здесь вынести в отдельный топик, чтоб неповадно было таким как ты исследователям великих классиков. аналогии он увидел между 19 и 21 веком:sleep: фантастически раздражает, когда люди начинают чо то обсуждать, хотя на это права не имеют (мнение своё по вопросу высказывать, тем более создавать тему). ты бы хоть подумал, почему раньше никто не посвятил ему топик, тот же Боб, который получше тебя намного понимал всю неоднозначность произведений Достоевского. нет в этом никакой надобности и обсуждать это не нужно. неактуально (раз), ты не разбираешься (два). а так здесь одни зеваки собрались "ха-ха, в школе читал, нужно освежить память, так как МИРОВОЗЗРЕНИЕ меняется". мивозззрение, блять, меняется. я вас всех убью, всех ваших близких, всех

тише, все знают что ты все знаешь и во всем разбираешься
а написал я не о том чтобы тут не писали а то : что , вы мол пишите?

и вабще ты там комуто какоет о право даешь, можно или не льзя

а где я на всезнайство претендовал? недавно просто в дневник заглянул по случаю прочтения неизданной главы. там отсылок больше, чем у тебя нервных окончаний:morj: где разборы книг, специалист, где какая-то вынесенная проблематика? чо обсуждать в этом топике? какой Дос великий писатель? так это все со школьной скамьи знают. бедный Фёдор Михайлович;(

ну так давай сюда эту главу

purpureus angelus:
считаю, что тему нужно вообще удалить, а мой первый пост здесь вынести в отдельный топик, чтоб неповадно было таким как ты исследователям великих классиков.

это ли не высокомерие :D



А обсуждение его произведений это уже походу того кто что тут писать будет, неинтересно ну так пусть не интересно, не актуально ну пускай и не актуально, тема упадет в самый низ и никто не вспомнит, тут много таких тем или ты считаешь, что я тут типерь должен целыми днями рецензии писать на его романы

колонка говоришь, да, та самая колонка имеющая один из сильных флотов расположенных в акваториях двух океанов и четырех морей, со своей авиацией и сухопутными силами, колонка с вековой многострадальной историей, на которую может из покон веков вовсе и смотрели как всего лишь на колонку наши западные друзья , а ведь им и не выгодно смотреть на нас как на колонку, потомучто желают они нам только добра и величия, можно написать целый фантастический рассказ и назвать его "генерал-колонка" :D

а Россию еще много веков надо отстраивать и пяти веков не хватит, а они все отвлекают, мол смотрите мы вооружаемся у нас планы, деньги мы печатаем

Ф.М.Достоевский

III. НА КАКОЙ ТЕПЕРЬ ТОЧКЕ ДЕЛО

Год кончился, а этим двенадцатым выпуском заканчивается первый год издания «Дневника писателя». От читателей моих я встретил весьма лестное мне сочувствие, а между

тем и сотой доли не сказал того, что намеревался высказать, а из высказанного, вижу теперь, многое не сумел выразить ясно с первого разу и даже бывал понят превратно, в чем, конечно, виню наиболее себя. Но хоть и мало успел сказать, а всё же надеюсь, что читатели мои уже и из высказанного в этом году поймут характер и направление «Дневника» в будущем году. Главная цель «Дневника» пока состояла в том, чтобы по возможности разъяснять идею о нашей национальной духовной самостоятельности и указывать ее, по возможности, в текущих представляющихся фактах. В этом смысле, например, «Дневник» довольно много говорил о нашем внезапном национальном и народном движении нынешнего года в так называемом «славянском деле». Выскажем вперед: «Дневник» не претендует представлять ежемесячно политические статьи; но он всегда будет стараться отыскать и указать, по возможности, нашу национальную и народную точку зрения и в текущих политических событиях. Например, из наших статей о «славянском движении» нынешнего года читатели, может быть, уже уяснили себе, что «Дневник» желал лишь выяснить сущность и значение этого движения собственно и, главное, относительно нас, русских; указать, что дело для нас состоит не в одном славизме и не в политической лишь постановке вопроса в современном смысле его. Славизм, то есть единение всех славян с народом русским и между собою, и политическая сторона вопроса, то есть вопросы о границах, окраинах, морях и проливах, о Константинополе и проч. и проч., — всё это вопросы хотя, без сомнения, самой первостепенной важности для России и будущих судеб ее, но не ими лишь исчерпывается сущность Восточного вопроса для нас, то есть в смысле разрешения его в народном духе нашем. В этом смысле эти первостепенной важности вопросы отступают уже на второй план. Ибо главная сущность всего дела, по народному пониманию, заключается несомненно и всецело лишь в судьбах восточного христианства, то есть православия. Народ наш не знает ни сербов, ни болгар; он помогает, и грошами своими и добровольцами, не славянам и не для славизма, а прослышав лишь о том, что страдают православные христиане, братья наши, за веру Христову от турок, от «безбожных агарян»; вот почему, и единственно поэтому, обнаружилось всё движение народное этого года. В судьбах настоящих и в судьбах будущих православного христианства — в том заключена вся идея народа русского, в том его служение Христу и жажда подвига за

Христа. Жажда эта истинная, великая и непереставаемая в народе нашем с древнейших времен, непрестанная, может быть, никогда, — и это чрезвычайно важный факт в характеристике народа нашего и государства нашего. Московские старообрядцы снарядили и пожертвовали от себя целый (и превосходный) санитарный отряд и послали его в Сербию; и, однако, они отлично знали, что сербы не старообрядцы, а такие же как и мы, с которыми они в деле веры не сообщаются. Тут высказалась именно идея о дальнейших, окончательных судьбах православного христианства, хотя бы и в отдаленных временах и сроках, и надежда будущего единения всех восточных христиан воедино; и, помогая христианам против турок, притеснителей христианства, они, стало быть, сочли сербов такими же настоящими христианами, как и сами, несмотря на временные различия, и даже хотя бы только в будущем. В этом смысле пожертвование это имеет даже историческое значение, наводит на отрадные мысли и подтверждает отчасти наше указание о том, что в судьбах христианства и заключается вся цель народа русского, хотя бы даже и разъединенного временно иными фиктивными различиями в вероисповедании. В народе бесспорно сложилось и укрепилось даже такое понятие, что вся Россия для того только и живет, чтобы служить Христу и оберегать от неверных всё вселенское православие. Если не прямо выскажет вам эту мысль всякий из народа, то я утверждаю, что выскажут ее вполне сознательно уже весьма многие из народа, а эти очень многие имеют бесспорно влияние и на весь остальной народ. Так что прямо можно сказать, что эта мысль уже во всем народе нашем почти сознательная, а не то что таится лишь в чувстве народном. Итак, в этом лишь едином смысле Восточный вопрос и доступен народу русскому. Вот главный факт.

Но еслитак, то взгляд на Восточный вопрос должен принять несравненно более определенный вид и для всех нас. Россия сильна народом своим и духом его, а не то что лишь образованием, например, своим, богатствами, просвещением и проч., как в некоторых государствах Европы, ставших, за дряхлостью и потерею живой национальной идеи, совсем искусственными и как бы даже ненатуральными. Думаю, что так еще долго будет. Но если народ понимает славянский и вообще Восточный вопрос лишь в значении судеб православия, то отсюда ясно, что дело это уже не случайное, не временное и не внешнее лишь политическое, а касается самой сущности русского народа,

стало быть, вечное и всегдашнее до самого конечного своегот разрешения. Россия уже не может отказаться от движения своего на Восток в этом смысле и не может изменить его ибо она отказалась бы тогда от самой себя. И если временно, параллельно с обстоятельствами, вопрос этот и мог, и несомненно должен был принимать иногда направление иное, если даже и хотели и должны были мы уступать иногда обстоятельствам, сдерживать наши стремления, то все же в целом вопрос этот, как сущность самой жизни народа русского, непременно должен достигнуть когда-нибудь необходимо главной цели своей, то есть соединения всех православных племен во Христе и в братстве, и уже без различия славян с другими остальными православными народностями. Это единение может быть даже вовсе не политическим. Собственно же славянский, в тесном смысле о слова, и политический, в тесном значении (то есть моря, проливы, Константинополь и проч.), вопросы разрешатся при этом, конечно, сами собою в том смысле, в котором они будут наименее противуречить решению главной и основной задачи. Таким образом, повторяем, с этой народной точки весь этот вопрос принимает вид незыблемый и всегдашний.

В этом отношении Европа, не совсем понимая наши национальные идеалы, то есть меряя их на свой аршин и приписывая нам лишь жажду захвата, насилия, покорения земель, в то же время очень хорошо понимает насущный смысл дела.

Не в том для нее вовсе дело, что мы теперь не захватим земель и обещаемся ничего не завоевывать: для нее гораздо важнее то, что мы, всё еще по-прежнему и по-всегдашнему, неуклонны в своем намерении помогать славянам и никогда от этой помощи не намерены отказаться. Если же и теперь это совершится и мы славянам поможем, то мы, в глазах Европы, приложим-де новый камень к той крепости, которую постепенно воздвигаем на Востоке, как убеждена вся Европа, — против нее. Ибо, помогая славянам, мы тем самым продолжаем укоренять и укреплять веру в славянах в Россию и в ее могущество и всё более и более приучаем их смотреть на Россию как на их солнце, как на центр всего славянства и даже всего Востока. А это укрепление идеи стоит, в глазах Европы, завоеваний, несмотря даже на всех уступки, которые готова сделать Россия, честно и верно, для успокоения Европы. Европа слишком хорошо понимает, что в этом насаждении идеи и заключается пока вся главная

сущность дела, а не в одних только вещественных приобретениях на Балканском полуострове. Понимает тоже Европа, что и русская политика великолепно сознает про всю эту сущность своей задачи. А если так, то как же не бояться ей, Европе? Вот почему Европа всеми средствами желала бы взять себе в опеку славян, так сказать, похитить их у нас и, буде возможно, восстановить их навеки против России и русских. Вот почему она бы и желала, чтоб Парижский трактат продолжался сколь возможно долее; вот откуда происходят тоже и все эти проекты о бельгийцах, о европейской жандармерии и проч., и проч. О, всё, только бы не русские, только бы как-нибудь отдалить Россию от взоров и помышлений славян, изгладить ее даже из их памяти! И вот на какой теперь точке дело.

IV. СЛОВЕЧКО ОБ «ОБОДНЯВШЕМ ПЕТРЕ»

В последнее время многие говорили о том, что в интеллигентных слоях наших, после летних восторгов, явилось охлаждение, неверие, цинизм и даже озлобление. Кроме некоторых весьма серьезных нелюбителей славянского движения нашего, всех остальных, мне кажется, можно бы подвести под две общие рубрики. Первая рубрика — это, так сказать, жидовствующие. Тут стучат про вред войны в отношении экономическом, пугают крахами банков, падением курсов, застоем торговли, даже нашим военным бессилием не только перед Европой, но и перед турками, забывая, что турецкий башибузук, мучитель безоружных и беззащитных, отрезыватель мертвых голов, по русской пословице — «молодец против овец, а против молодца и сам овца», что наверное и окажется. Чего же собственно хотят жидовствующие? Ответ ясен: во-первых, и главное, им помешали сидеть на мягком; но, не вдаваясь в эту нравственную сторону дела, замечаем, во-вторых: чрезвычайную ничтожность исторического и национального понимания в предстоящей задаче. Дело прямо понимается ими как бы за мимолетный какой-то капризик, который можно прекратить когда угодно: «Порезвились, дескать, и довольно, а теперь бы и опять за дела» — биржевые, разумеется.

Вторая рубрика — это европействующие, застарелое наше европейничание. С этой стороны раздаются до сих пор вопросы самые «радикальные»: «К чему славяне и зачем нам любить славян? Зачем нам за них воевать? Не повредим

ли, гоняясь за бесполезным, собственному развитию, школам,гоняясь за. национальностью, не повредим ли общечеловечности? Не вызовем ли, наконец, у нас религиозный фанатизм?» И проч. и проч. Словом, вопросы хоть и радикально страшно как давно износившиеся. Тут главное — давнишний, старинный, старческий и исторический уже испуг наш перед дерзкой мыслью о возможности русской самостоятельности. Прежде когда-то всё это были либералы и прогрессисты и таковыми почитались; но историческое их время прошло, и теперь трудно представить себе что-нибудь их ретрограднее. Между тем в блаженном застое своем на идеях сороковых и тридцатых годов они всё еще себя считают передовыми. Прежде они считались демократами, теперь же нельзя себе представить более брезгливых аристократов в отношении к народу. Скажут, что они обличали в нашем народе лишь темные стороны; но дело в том, что, обличая темное, они осмеяли и всё светлое, и даже так можно сказать, что в светлом-то они и усмотрели темное. Не разглядели они тут, что светло, что темно! И действительно, если разобрать все воззрения нашей европействующей интеллигенции, то ничего более враждебного здоровому, правильному и самостоятельному развитию русского народа нельзя и придумать.

И всё это в самой полной сердечной невинности. О, ведь и они любят народ, но... по-своему. И что в том, что всё это у нас когда-нибудь соединится и разъяснится? Тем временем могут наступить великие факты и застать наши интеллигентные силы врасплох. Тогда не будет ли поздно? Пословица говорит: «Лови Петра с утра, а ободняет, так провоняет». Пословица резкая и выражена не изящно, но — правдиво. Не случилось бы и с русским европействующим человеком того же, что с ободнявшим Петром? Не ободнял ли слишком и он? В том-то и дело, что, кажется, уже начало что-то в этом роде случаться...

А между тем для меня почти аксиома, что все наши русские разъединения и обособления основались, с самого их начала, на одних лишь недоумениях, и даже самых грубейших, и что в них нет ничего существенного. Горше всего то, что это еще долго не уяснится для всех и каждого. И это тоже одна из самых любопытнейших наших тем.

Достоевский Ф.М. Дневник писателя. 1877. Январь

III. ФОМА ДАНИЛОВ, ЗАМУЧЕННЫЙ РУССКИЙ ГЕРОЙ

В прошлом году, весною, было перепечатано во всех газетах известие, явившееся в «Русском инвалиде», о мученической смерти унтер-офицера 2-го Туркестанского стрелкового баталиона Фомы Данилова, захваченного в плен кипчаками и варварски умерщвленного ими после многочисленных и утонченнейших истязаний, 21 ноября 1875 года, в Маргелане, за то, что не хотел перейти к ним в службу и в магометанство. Сам хан обещал ему помилование, награду и честь, если согласится отречься от Христа. Данилов отвечал, что изменить он кресту не может и, как царский подданный, хотя и в плену, должен исполнить к царю и к христианству свою обязанность. Мучители, замучив его до смерти, удивились силе его духа и назвали его батырем, то есть по-русски богатырем. Тогда это известие, хотя и сообщенное всеми газетами, прошло как-то без особенного разговора в обществе, да и газеты, сообщив его в виде обыкновенного газетного entrefilet,1 не сочли нужным особенно распространиться о нем. Одним словом, с Фомой Даниловым «было тихо», как говорят на бирже. Потом, как известно, наступило славянское движение, явились Черняев, сербы, Киреев, пожертвования, добровольцы, и об Фоме замученном позабыли совсем (то есть в газетах), и вот недавно только получились к прежнему известию дополнительные подробности. Сообщают опять, что самарский губернатор навел справки о семействе Данилова, происходившего из крестьян села Кирсановки, Самарской губернии, Бугурусланского уезда, и оказалось, что у него остались в живых жена Евфросинья 27 лет и дочь Улита шести лет, находившиеся в бедственном положении. Им помогли по благородному почину самарского губернатора, обратившегося к некоторым людям с просьбою помочь вдове и дочери замученного русского героя и к самарскому губернскому земскому собранию с предложением, не пожелает ли оно поместить дочь Данилова стипендиаткой в одно из учебных заведений. Затем собрали 1320 рублей и из них шестьсот отложили дочери

до совершеннолетия, а остальную сумму выдали самой вдове на руки, а дочь Данилова приняли в учебное заведение. Кроме того, начальник Главного штаба уведомил губернатора о всемилостивейше назначенной вдове Данилова пожизненной пенсии из государственного казначейства по сто двадцати рублей в год. Затем — затем дело, вероятно, опять будет забыто ввиду текущих тревог, политических опасений, огромных вопросов, ждущих разрешения, крахов и проч. и проч.

О, я вовсе не хочу сказать, что наше общество отнеслось к этому поразительному поступку равнодушно, как к не стоящему внимания. Факт лишь тот, что немного говорили или, лучше, почти никто не говорил об этом особенно. Впрочем, может быть, и говорили где-нибудь про себя, у купцов, у духовных, например, но не в обществе, не в интеллигенции нашей. В народе, конечно, эта великая смерть не забудется: этот герой принял муки за Христа и есть великий русский; народ это оценит и не забудет, да и никогда он таких дел не забывает. И вот я как будто уже слышу некоторые столь известные мне голоса: «Сила-то, конечно, сила, и мы признаем это, но ведь всё же — темная, проявившаяся слишком уж, так сказать, в допотопных, оказенившихся формах, а потому — что же нам особенно-то говорить? Не нашего это мира; другое бы дело сила, проявившаяся интеллигентно, сознательно. Есть, дескать, и другие страдальцы и другие силы, есть и идеи безмерно высшие — идея общечеловечности, например...»

Несмотря на эти разумные и интеллигентные голоса, мне всё же кажется позволительным и вполне извинительным сказать нечто особенное и об Данилове; мало того, я даже думаю, что и самая интеллигенция наша вовсе бы себя не столь унизила, если б отнеслась к этому факту повнимательнее. Меня, например, прежде всего удивляет, что не обнаружилось никакого удивления; именно удивления. Я не про народ говорю: там удивления и не надо, в нем удивления и не будет; поступок Фомы ему не может казаться необыкновенным, уже по одной великой вере народа в себя и в душу свою. Он отзовется на этот подвиг лишь великим чувством и великим умилением. Но случись подобный факт в Европе, то есть подобный факт проявления великого духа, у англичан, у французов, у немцев, и они наверно прокричали бы о нем на весь мир. Нет, послушайте, господа, знаете ли, как мне представляется этот темный безвестный Туркестанского батальона

солдат? Да ведь это, так сказать,— эмблема России, всей России, всей нашей народной России, подлинный образ ее, вот той самой России, в которой циники и премудрые наши отрицают теперь великий дух и всякую возможность подъема и проявления великой мысли и великого чувства. Послушайте, ведь вы всё же не эти циники, вы всего только люди интеллигентно-европействующие, то есть в сущности предобрейшие: ведь не отрицаете же и вы, что летом народ наш проявил местами чрезвычайную силу духа: люди покидали свои дома и детей и шли умирать за веру, за угнетенных, бог знает куда и бог знает с какими средствами, точь-в-точь как первые крестоносцы девять столетий тому назад в Европе,—те самые крестоносцы, которых появление вновь Грановский, например, считал бы чуть ли не смешным и обидным «в наш век положительных задач, прогресса» и проч. и проч. Пусть это летнее движение наше, по-вашему, было слепое и даже как бы неразумное, так сказать «крестоносное», но ведь твердое же и великодушное, в этом нельзя не сознаться, если чуть-чуть пошире посмотреть. Просыпалась великая идея, вознесшая, может быть, сотни тысяч и миллионов душ разом над косностью, цинизмом, развратом и безобразием, в которых купались до того эти души. Ведь вы знаете, народ наш считают до сих пор хоть и добродушным и даже очень умственно способным, но всё же темной стихийной массой, без сознания, преданной поголовно порокам и предрассудкам, и почти сплошь безобразником. Но, видите ли, я осмелюсь высказать одну даже, так сказать, аксиому, а именно: чтоб судить о нравственной силе народа и о том, к чему он способен в будущем, надо брать в соображение не ту степень безобразия, до которого он временно и даже хотя бы и в большинстве своем может унизиться, а надо брать в соображение лишь ту высоту духа, на которую он может подняться, когда придет тому срок. Ибо безобразие есть несчастье временное, всегда почти зависящее от обстоятельств, предшествовавших и преходящих, от рабства, от векового гнета, от загрубелости, а дар великодушия есть дар вечный, стихийный, дар, родившийся вместе с народом, и тем более чтимый, если и в продолжение веков рабства, тяготы и нищеты он все-таки уцелеет, неповрежденный, в сердце этого народа.

Фома Данилов с виду, может, был одним из самых обыкновенных и неприметных экземпляров народа русского, неприметных, как сам народ русский. (О, он для многих еще совсем неприметен!) Может быть, в свое время не

прочь был погулять, выпить, может быть, даже не очень молился, хотя, конечно, Бога всегда помнил. И вот вдруг велят ему переменить веру, а не то — мученическая смерть. При этом надо вспомнить, что такое бывают эти муки, эти азиатские муки! Пред ним сам хан, который обещает ему свою милость, и Данилов отлично понимает, что отказ его непременно раздражит хана, раздражит и самолюбие кипчаков тем, «что смеет, дескать, христианская собака так презирать ислам». Но несмотря на все, что его ожидает, этот неприметный русский человек принимает жесточайшие муки и умирает, удивив истязателей. Знаете что, господа, ведь из нас никто бы этого не сделал. Пострадать на виду иногда даже и красиво, но ведь тут дело произошло в совершенной безвестности, в глухом углу; никто-то не смотрел на него; да и сам Фома не мог думать и наверно не предполагал, что его подвиг огласится по всей земле Русской. Я думаю, что иные великомученики, даже и первых веков христианских, отчасти всё же были утешены и облегчены, принимая свои муки, тем убеждением, что смерть их послужит примером для робких и колеблющихся и еще больших привлечет к Христу. Для Фомы даже и этого великого утешения быть не могло: кто узнает, он был один среди мучителей. Был он еще молод, там где-то у него молодая жена и дочь, никогда-то он их теперь не увидит, но пусть: «Где бы я ни был, против совести моей не поступлю и мучения приму»,— подлинно уж правда для правды, а не для красы! И никакой кривды, никакого софизма с совестью: «Приму-де ислам для виду, соблазна не сделаю, никто ведь не увидит, потом отмолюсь, жизнь велика, в церковь пожертвую, добрых дел наделаю». Ничего этого не было, честность изумительная, первоначальная, стихийная. Нет, господа, вряд ли мы так поступили бы!

Но то мы, а для народа нашего, повторю, подвиг Данилова, может быть, даже и не удивителен. В том-то и дело, что тут именно — как бы портрет, как бы всецелое изображение народа русского, тем-то всё это и дорого для меня, и для вас, разумеется. Именно народ наш любит точно так же правду для правды, а не для красы. И пусть он груб, и безобразен, и грешен, и неприметен, но приди его срок и начнись дело всеобщей всенародной правды, и вас изумит та степень свободы духа, которую проявит он перед гнетом материализма, страстей, денежной и имущественной похоти и даже перед страхом самой жесточайшей

мученической смерти. И все этоон сделает и проявит просто, твердо, не требуя ни наград, ни похвал, собою не красуясь: «Во что верую, то и исповедую». Тут даже самые ожесточенные спорщики насчет «ретроградства» идеалов народных не могут иметь никакого слова, ибо дело вовсе уже не в том: ретрограден идеал или нет? А лишь в способности проявления величайшей воли ради подвига великодушия. (Эту смешную идейку о «ретроградстве» идеалов я ввел здесь ради полного беспристрастия).

Знаете, господа, надо ставить дело прямо: я прямо полагаю, что нам вовсе и нечему учить такой народ. Это софизм, разумеется, но он иногда приходит на ум. О, конечно, мы образованнее его, но чему мы, однако, научим его — вот беда! Я, разумеется, не про ремесла говорю, не про технику, не про математические знания,— этому и немцы заезжие по найму научат, если мы не научим, нет, а мы-то чему? Мы ведь русские, братья этому народу, а стало быть, обязаны просветить его. Нравственное-то, высшее-то что ему передадим, что разъясним и чем осветим эти «темные» души? Просвещение народа — это, господа, наше право и наша обязанность, право это в высшем христианском смысле: кто знает доброе, кто знает истинное слово жизни, тот должен, обязан сообщить его незнающему, блуждающему во тьме брату своему, так по Евангелию. Ну и что же мы сообщим блуждающему, чего бы он сам не знал лучше нашего? Прежде всего, конечно, что учение полезно и что надо учиться, так ли? Но народ еще прежде нашего сказал, что «ученье — свет, неученье — тьма». Уничтожению предрассудков, например, низвержению идолов? Но ведь в нас самих такая бездна предрассудков, а идолов мы столько себе наставили, что народ прямо скажет нам: «Врачу — исцелися сам». (А идолов наших он отлично умеет уже разглядывать!) Что же, самоуважению, собственному достоинству? Но народ наш, весь, в целом своем, граздо более нашего уважает себя, гораздо глубже нашего чтит и понимает свое достоинство. В самом деле, мы самолюбивы ужасно, но ведь мы совсем не уважаем себя, и собственного достоинства в нас вовсе нет никакого и даже ни в чем. Ну нам ли, например, научить народ уважению к чужим убеждениям? Народ наш доказал еще с Петра Великого — уважение к чужим убеждениям, а мы и между собою не прощаем друг другу ни малейшего отклонения в убеждениях наших и чуть-чуть несогласных с нами считаем уже прямо за подлецов,

забывая, что, кто так легко склонен терять уважение к другим, тот прежде всего не уважает себя. Ну нам ли учить народ вере в себя самого и в свои силы? У народа есть Фомы Даниловы и их тысячи, а мы совсем и не верим в русские силы, да и неверие это считаем за высшее просвещение и чуть не за доблесть. Ну чему же, наконец, мы научить можем? Мы гнушаемся, до злобы почти, всем тем, что любит и чтит народ наш и к чему рвется его сердце. Ну какие же мы народолюбцы? Возразят, что тем больше, стало быть, любим народ, коли гнушаемся его невежеством, желая ему лучшего. О нет, господа, совсем нет: если б мы вправду и на деле любили народ, а не в статейках и книжках, то мы бы поближе подошли к нему и озаботились бы изучить то, что теперь совсем наобум, по европейским шаблонам, желаем в нем истребить: тогда, может, и сами научились бы столь многому, чего и представить теперь даже не можем.

Есть у нас, впрочем, одно утешение, одна великая наша гордость перед народом нашим, а потому-то мы так и презираем его: это то, что он национален и стоит на том изо всей силы, а мы — общечеловеческих убеждений, да и цель свою поставили в общечеловечности, а стало быть, безмерно над ним возвысились. Ну вот в этом и весь раздор наш, весь и разрыв с народом, и я прямо провозглашаю: уладь мы этот пункт, найди мы точку примирения, и разом кончилась бы вся наша рознь с народом. А ведь этот пункт есть, ведь его найти чрезвычайно легко. Решительно повторяю, что самые даже радикальные несогласия наши в сущности один лишь мираж.

Читал только Преступление и какие-то рассказики в школке:guinda:

Однако соглашусь, как по первому, так и по второму пунктам

Достоевский-то ещё ладно. Но вот Толстой - это вообще отбитый на всю голову мудак. Читал у него только Войну и Мир - хватило на всю жизнь

Будь я главой минобра - убрал бы эту Войну и Мир из школьной программы ко всем чертям

В 16 лет читать Войну и Мир! В шестнадцать!!! Это же пиздец полный:facepalm:

Из художки воспринимаю только конкретное развлекалово, типа Джеймса Хедли Чейза. Так, чисто время скоротать

Вообще воспринимаю "выдумку" только в аудио-формате. Даже фильмы не особо жалую. Под песни хотя бы можно поплакать и ляжками потрясти:boyara:

а что тебе именно не понравилось?

Ещё и в силу отсутствия вменяемого богословского образования отрицал Троицу:nsk:

Люто плюсую. Война и мир это бразильский сериал какой-то по духу.

как по мне, косноязычный он, пиздец как.

Лучше бы Екклесиаста в старших классах читали, чем эту мыльную оперу

Всё суета и томление духа... и нет ничего нового под Солнцем... и увы! мудрый умирает наравне с глупым:boyara:

В детстве у Толстого нравился рассказ про зоопарк :D

Хочу поблагодарить Фёдора Михайловича за то, что он сделал Соню Мармеладову:o:horosho:

что было, то будет
https://www.youtube.com/watch?v=4uP2k6csyJ8