Сигизмунд. Как он ранил тебя?
Абаддон замолчал, жизненная сила его амбиций исчезла. Чёрный респиратор закрывал большую часть его лица, и мутная жидкость скрывала его выражение, но мне показалось, что впервые в жизни я увидел нечто вроде стыда на лице моего повелителя.
Как любопытно.
-Он не умирал,-наконец произнёс Абаддон, задумчиво и низко.-Он просто не умирал.
Мне не нужно было всматриваться в его мысли. По одному его тону я понял, что произошло.
-Он подловил тебя. Ты поддался ярости.
Я увидел, как мышцы челюсти и горла Абаддона сократились, когда он сжал зубы.
-Всё было кончено до того, как я понял, что он ударил меня. Я не мог дышать. Я не чувствовал боли, но я не мог дышать. Чёрный меч был погружён в меня по самую рукоять, словно старик использовал меня как ножны.
Голос Эзекиля мягко звучал в динамиках, смягчённый горечью и очарованием воспоминаний.
-Единственным способом убить меня, было навлечь собственную смерть, и он сделал это, как только представился момент. Мы были лицо к лицу, его меч проткнул моё тело. Моя броня искрила. Она дала сбой. Я ударил в ответ. Его кровь обагрила Коготь. Он упал.
Я ничего не говорил, позволяя Абаддону рассказать историю. Он смотрел сквозь меня, не видя что происходит, но что происходило.
-Он не умер, Хайон. Он лежал на полу, распластавшись словно труп, выпотрошенный и разорванный пополам, но всё ещё живой. Я стоял на коленях, заставляя мои мёртвые лёгкие работать, склонился над ним словно апотекарий. Чёрный меч всё ещё был во мне. Наши глаза встретились. Он заговорил.
Я не просил Абаддона рассказывать мне. Я потянулся к его мыслям, сначала осторожно, потому что он мог отвергнуть меня.
Затем я закрыл глаза и увидел.
Чёрного рыцаря, павшего и разорванного на части. Его Братья меча пропали или были мертвы, я точно не знал. Табард Сигизмунда был испачкан красным. Красный цвет украшал палубу под ним и вокруг него. Красное застилало глаза Абаддона.
Кровь. Так много крови.
Здесь, наконец, он выглядел на все свои года, с линиями времени, исполосовавшими его лицо. Он смотрел вверх на украшенный потолок комнаты, его глаза были подняты, словно в почтении к Владыке человечества, восседающем на золотом троне.
Рука Сигизмунда дрожала, всё ещё дёргалась в поисках меча.
-Нет,-пробормотал Абаддон с братской нежностью сквозь бегущую кровь и вздымающуюся грудь.-Нет. Всё кончено. А теперь спи в неудаче, которую ты заслужил.
Пальцы рыцаря царапнули рукоять меча. Так близко, но у него не было сил, чтобы сделать даже это движение. Его лицо было бескровно синим словно у свежего мертвеца, и всё же он всё ещё дышал.
-Сигизмунд,-произнёс Абаддон потемневшими от его собсвенной крови губами.-Этот коготь убил двух примархов. Он смертельно ранил Императора. Я не хотел, чтобы он забрал и твою жизнь. Если бы ты только видел то, что видел я.
Когда я смотрел глазами Абаддона, признаюсь, я ожидал какой-нибудь рыцарской клятвы, или последней молитвы во имя Императора. Вместо этого искалеченные останки, которые были Первым капитаном Имперских кулаков и Верховным маршалом Чёрных храмовников, заговорили полым крови ртом, посвящая последние мгновения жизни, чтобы выплюнуть каждое слово, убеждаясь, чтобы каждое прозвучало с дрожащей кровавой ясностью.
-Ты умрёшь так же, как умер твой слабак отец. Бездушным. Обесчещенным. Рыдающим. Пристыженным.
Последние слова Сигизмунда стали и его последним вздохом. Он вышел из его рта, забирая с собой душу.
В апотекарионе я открыл глаза и обнаружил, что мне нечего сказать. Слова покинули меня вслед за последним проклятием Сигизмунда.
-Фальк принёс тело Сигизмунда с Крестоносца,-сказал Абаддон.-Он сам нёс его.
Мне всё ещё нечего было сказать. Зачем ему нужен был трофей - чтобы присоединиться к скелету Тага Даравека, распятого над окулюсом, или он просто хотел осквернить тело Сигизмунда для каких-то сверхъестественных целей - я не знал.
Абаддон снова выглядел невозможно уставшим, и я посчитал тишину отличным поводом уйти. Он не возражал.
-Мне нужно кое-что сделать,-сказал я вместо прощания.-Перерезать последнюю нить.
Он не ответил, он даже не посмотрел мне вслед. Он снова видел Сигизмунда, размышляя над ответами, которые он больше не мог дать брату, которым он когда-то восхищался, и который умер, презирая его.
Я не почувствовал в нём печали, когда уходил. Я вообще ничего не почувствовал. И эта пустота каким-то образом была намного хуже