"Жизнь, конец которой начинается сначала,
близка с концу существования отчаянья.
Как вообще близка к концу существования."
В телефонной трубке были безответные гудки, когда мой алогичный маршрут по квартире привёл меня в кухню. В телевизоре несмешно смеялись.
Гудки оборвались:
– Алло! – прозвучала она.
– Привет. А я вот решил тебе позвонить…
– А! это опять ты! Зачем ты мне названиваешь?
– Я.. я просто хотел сказать, что…
– Ну? зачем? Ну что ты привязался ко мне?!
– Я хотел тебе сказать, что я завтра…
– Что? Ну что такое? Ты оставишь уже когда-нибудь меня в покое?!..
– Вероник. Я завтра умру. И я позвонил, чтобы просто услышать твой голос.
Молчание.
– Ты один?
– Да.
– Я сейчас приеду.
И она бросила трубку. Ника знала, что я не шучу. Она знала меня всего, как перчатка руку, и её вопрос «Зачем ты мне звонишь?» на самом деле звучал так: «Почему я опять ему ответила?» Конечно, я её напугал. Я совсем не хочу завтра умирать, но другого способа её увидеть у меня нет.
Через полчаса она приедет. Ника всегда брала такси до моего дома, потому что метро ночью не работает. Это так просто и понятно.
Спустя тридцать минут я услышу звук подъезжающей машины, хлопок двери, её шаги по асфальту, потом мысочками сапогов на шпильке по маленькой лестнице до подъезда. Она позвонит в дверь, которую я аккуратно открою, и, не снимая одежды, кинется мне на шею, начнёт целовать кроткими, тёплыми поцелуями и рыдать. Я обниму Нику за талию, сожму губы и её в объятьях, и закрою глаза. Я закрою глаза и сфотографирую нас от третьего лица. Затем она распустит наш бутон на два лепестка и даст мне снять с неё куртку.
А после, на кухне, у нас состоялся разговор, не записанный ни на один микрофон, кроме памяти. Ника сидела на камне электроплиты и пила тёплый чай, грея о чашку руки. Так пьют чай в рекламах – женщины с тёмными волосами, одетые в серый свитер. Она делала глоток и спрашивала своими красивыми муаровыми губами у меня разные вопросы, на которые я невнятно что-то мямлил.
– Скажи, отчего ты умрёшь?
– Я не знаю. Просто чувствую. Я написал на бумажке слово «смерть» и съел её. Тошно мне жить.
– Вот как. А я тебе верю…
– Знаю. Я всё
знаю.
– А ты знаешь, зачем я приехала?
– Чтобы увидеть меня в последний раз. Да?
Она помолчала, отставила чашку, потом вдруг спросила, приподняв голову:
– Хочешь меня?
Через полтора часа обе стрелки были в середине правой половины циферблата. Мы лежали в постели и вместе думали об одном – о нашей первой совместной ночи. Я сравнил их. И эта ночь мне понравилась больше. Эта ночь вкрадчивая. Она настоящая; ночь, в которой не нужно врать и что-то говорить. Это была моя последняя ночь с ней. Вообще последняя ночь.
Ближе к шести она умылась, собралась и уехала. На прощанье она посмотрела на меня глазами в слезах и уехала. И уехала.
Я сел за стол, взял тетрадь с чёрной гелиевой ручкой и написал несколько строк. Потом вырвал листок, прочитал написанное и сжёг его.
В то утро я умер.